Прогремел дождь, и на нее обрушилась стена дождя.
Регина смотрела на простирающийся перед ней заснеженный лес – укрытый сияющим под солнцем одеялом, он казался сказочным, похожим на гору сахара.
Жутко хотелось прогуляться, но Рудольф, оставшийся сегодня дома, внимательно следил за тем, куда она передвигалась, так что оставалось только сидеть в кресле под пледом и глядеть в окно, признав собственную временную недееспособность.
Он был обеспокоен, и не собирался этого скрывать. Регина прекрасно его понимала – в этом доме и в этой семье произошло слишком много страшных событий. Но она определенно не собиралась умирать. Уж точно не от простуды и не в таком возрасте.
Температура пока сохранялась, но беспокоила не слишком сильно, и Регина бы с удовольствием принялась за какие-нибудь сверхъестественные дела, но все было тихо.
Рудольф ворчал, но послушно отправился в кабинет, когда она устала от постоянной вибрации его телефона – кто-то с той стороны отчаянно нуждался в его внимании.
В спальне было тихо и тепло – отопление на ура справлялось с морозами. Регина успела прочитать прогноз и знала, что такая погода обещала смениться потеплением только после нового года. Праздники предстояло провести, кутаясь в теплое одеяло.
Не происходило абсолютно ничего – и поразительным образом вместо того, чтобы радовать, это напрягало.
Регина мельком видела Элоизу, хлопочущую по хозяйству, но не стала к ней подходить, только помахала рукой и сказала, что приболела, а та пожелала скорейшего выздоровления и пообещала варить ужины помягче.
Этот лес казался ей таким обманчивым. Она думала – подкопай там землю вперемешку с опавшей хвоей – и вместо червей на поверхность выползет что-то совершенно иное. Откуда взялись такие мысли, она не представляла. Сон в очередной раз сбил ее с толку. Она видела себя – и в то же время нет. И это кладбище, она не была на таком раньше.
Досадливо вздохнув, она отвернулась и уперлась взглядом в Себастиана – полупрозрачного и очень расстроенного. Уголки его губ были опущены вниз, брови скривились, и он весь стал тонкий, как полиэтиленовый пакет. Регина даже не слышала, как он появился, до того измученный он был.
– Что такое? – тут же спросила она.
Себастиан будто только этого и ждал: в одно движение перетек на ковер и устроился головой ей на укрытые пледом колени. Машинально Регина опустила руку на лохматые волосы и едва ощутила их под пальцами.
– Мне показалось, тебе скучно, – сказал он глухо, как из бочки.
– Вот как? Ты пришел меня развлекать?
– Я хочу поговорить, – ответил Себастиан, прижимаясь плечом к ее голени. Он был таким холодным, будто она сидела рядом с куском мерзлого мяса в упаковке – и совсем неживым. – Я много думал об этом.
Она с трудом преодолела желание напоить его собой. Сейчас было неподходящее время – простуда еще не отступила, и тратить силы было бы полной глупостью. Да и сможет ли он себя контролировать и не угробить ее? И все-таки, она гладила его широкие скулы, касалась ушных раковин и мечтала, и думала о том, каким теплым он мог бы быть под ее пальцами – хотя бы на небольшое время.
– И к каким выводам ты пришел? – Регина осторожно подтолкнула его – и он, до сего момента балансировавший над пропастью, ухнул вниз.
– Я думал, что поступаю правильно. Но сегодня посмотрел на Рудольфа и кое-что понял.
Он принялся баюкать ее кисть в своих больших ладонях, поглаживая большим пальцем запястье. Регина затаила дыхание, уже зная, что будет дальше.
– Я хотел тебя себе так сильно, что совсем не подумал о нем. Я бы никогда не отказался от тебя, никогда. Но я мертв, и скоро уйду, – его голос надломился, как сухая ветка – и в сердце Регины что-то треснуло в ответ. – И я просто хочу, чтобы он был счастлив. И ты тоже.
– Знаешь, – Регина начала было, но сбилась, и какое-то время молчала, глубоко дыша. – То же самое мне сказал Рудольф той ночью. Он хотел, чтобы ты был счастлив, пока остаешься здесь.
– Он и так сделал для семьи слишком много. Никто не хотел управлять бизнес – и Рудольф взял его на себя. Мы столько ссорились с родителями – и он выступал, как клей, пытаясь нас примирить. Временами я ненавидел его за эту постоянную дипломатию. Он помогал матери, он помогал отцу, сестрам, мне… и в конце концов остался один. Я не могу так с ним поступить. Мы оба не можем.