– Смотри, сколько здесь всего. Может быть, альбом в какой-нибудь коробке? Вряд ли кто-то полез бы искать его туда – мужчины по классике стереотипов остерегаются таких мест, как гардеробная.
Вдвоем они принялись вытаскивать из шкафов коробки и проверять содержимое – сапоги, завернутые в пыльник, босоножки, остроносые лодочки, ремни, пара сумок… Она даже не успевала распечатывать свои покупки, просто ставила за дверцу и заказывала новые. Регина видела по отблескам воспоминаний, что Корделия была как дракон на золоте: не в силах насытиться, она желала больше и больше. И Регина никак не могла укрепиться в своих чувствах – жалела она ее или попросту завидовала?
Очередная коробка была перевязана белым бантом. Уже мандражируя, Регина потянула за ленту и – о чудо – вытащила из обувной коробки увесистый альбом, а затем под внимательным взглядом Рудольфа перелистнула несколько заполненных фотографиями страниц.
На каких-то фото она стояла в одиночестве, на других находилась в окружении улыбающихся людей. Были здесь и пейзажи: еще не слишком качественные, но все же передающие красоту старинных строений и вымощенных камнем улиц.
– Ты узнаешь места? – спросила Регина.
– Я бы предположил, что это Прага, – задумчиво ответил Рудольф, заглядывая на следующую страницу. – Но я не знал, что они там были.
– Похоже, она была там без Виктора.
– Мама – и одна? Она без сопровождения даже в бутики неохотно выезжала, а после нападения вообще засела дома. Странно.
Они продолжили просмотр, но главу семейства так и не нашли. Зато в самом конце Регина нашла кое-что другое.
Они стояли в зале ресторана, тесно прижавшись друг к другу – совсем юные, краснолицые и с шальными глазами. Корделия Блэквуд была удивительно прекрасна с копной модных тогда кудрей и в голубом платье. Ее спутник был не хуже: темноволосый и сероглазый, скуластый и тонконосый. Высокий – Корделия едва доставала макушкой ему до плеча.
Регина моргнула – тонкая игла вонзилась ей прямо в зажившую царапину.
Тень в зеркале. Она видела тень в зеркале, появившуюся, когда Регина думала о том, как Рудольф и Себастиан не похожи.
Рудольф потеребил ее за руку, касаясь вспотевшей ладони.
– Что с тобой?
– Я думаю, – Регина откашлялась, – думаю, это твой отец.
Глава 23
У Рудольфа был один-единственный авторитет за всю жизнь – собственный отец. Всегда статный, уверенный, он почти никогда не выходил из себя, и даже если злился, делал это странно-спокойно – и почему-то именно это пугало даже больше, чем если бы он кричал. Но он никогда не сердился на своих детей – им позволялось если не все, то что-то, очень близкое к этому понятию. Рудольф точно это знал – Басти за юные годы успел изучить границы дозволенного вдоль и поперек, и там, где мама теряла терпение и начинала кричать, или уходила в демонстративную тишину, папа только вздыхал. И помогал решить проблему, если таковая имелась.
Рудольф был беспроблемным – лучшие оценки в школе, университет по стопам отца, образование, и наконец – работа в компании. Это было то, что он умел и любил – заботиться о благе семьи, о благе компании. Зарабатывать деньги и знать, на что их лучше потратить. Разрабатывать проекты и реализовывать – неудачных в его послужном списке не было. Отец не дал ему никакой руководящей должности, справедливо полагая, что он не готов – и со временем Рудольф получил ее сам, путем стремительного восхождения по карьерной лестнице.
Он надеялся, что в будущем Басти изменит свое мнение и присоединится к нему в качестве второго главы компании, но тот отплывал все дальше и дальше, увлекаясь совершенно другими мечтами. И его не смогли переубедить ни полученное образование, ни уговоры Рудольфа, ни что-то еще – Басти решил связать себя с музыкой. Рудольф был расстроен; но стоило ему впервые услышать, как его брат сочиняет мелодии – и он признал: в этой стезе Басти было самое место. И отпустил его.
И вот теперь стало известно, что его младший брат наконец собрался с силами и готов уехать. Рудольф бы и не узнал, наверное – они же не разговаривали. К счастью, у них все еще были сестры, которые, в отличие от Рудольфа, отношения с Басти пока не испортили, и находились в милости.
Он знал, что так будет, вопрос стоял только во времени. Честно сказать, Рудольф делал ставку на следующее лето, но промахнулся. Басти придавил свою тревожность коленом немного раньше.