И вот так он просто встал с размотанной постели, привел себя в порядок, безжалостно сбрил полуседые клочки с лица и приехал в офис, даже не посмотрев на часы.
Кабинет ждал его в одиночестве – этаж был совершенно пуст. Должно быть, он приехал слишком рано, или слишком поздно. Это было сейчас абсолютно неважно. Неловко комкая рукава джемпера, Рудольф прошелся до окна, выглянул вниз, на темные улицы, оставшиеся далеко внизу, потом повернулся к столу.
Папки с проектами остались здесь же – секретарша просто сложила их аккуратно в две стопки, ничего не переворошив. Рудольф заглянул в одну, во вторую – и неожиданно увлекся процессом.
Офис постепенно ожил; послышались первые шаги, первые голоса. Секретарша, завидев его через стекло стен, тут же поспешила войти в кабинет и замялась на пороге, перебирая в руках стопку документов. Обычно собранная и спокойная, она заметно нервничала. Рудольф оторвался от изучения последнего проекта и поднял на нее взгляд.
– Доброе утро, Джессика – вздохнув, сказал он. – Что-то случилось?
Она открыла рот, потом закрыла, подбирая слова, и лишь когда Рудольф кашлянул, решилась:
– Простите, мистер Блэквуд, я просто… Может, вы хотите кофе?
Должно быть, он и правда выглядел плохо.
– Или вам нужно что-нибудь еще? – добавила она уже тише.
Рудольф моргнул.
– Принесите зеленый чай, пожалуйста. И все документы, что я пропустил.
– Конечно. Одну минуту.
Она без лишних документов закрыла за собой двери и поспешила в сторону обеденного блока.
Рудольф смотрел ей вслед до тех пор, пока она не свернула за угол, а после перевел взгляд на стол.
Хорошо, что он пришел. Иначе просто сошел бы с ума в отеле.
На исходе месяца были объявлены победители грантового конкурса – Рудольф самостоятельно вручил чек, сфотографировался с сияющими от удовольствия призерами и пожелал им блестящего будущего. Там же успешно открылся первый филиал издательства мистера Адамса.
На исходе месяца Рудольф побелел окончательно, вместе с бровями.
Несколько раз Питер подсовывал ему контакты психологов и психотерапевтов – Рудольф вежливо кивал и засовывал их, куда попало, даже не планируя звонить.
Он справлялся сам: понемногу ел, даже если не хотел, понемногу пил, пытался наладить режим, работал. Впускал в номер отеля уборщицу и оставлял для нее записки с просьбами не трогать бумаги на столе. Ездил на деловые встречи, проводил совещания. А еще бывал на кладбище. Много – чаще, чем где-либо еще. Убирал завядшие цветы, раскладывал новые, протирал плиты и сидел рядом в надежде, что его как-нибудь прорвет – а после станет легче.
– Вы не думаете, что вам нужен кто-то рядом, чтобы скрасить одиночество? – спросил однажды Питер, пока они вместе спускались на парковку, чтобы поехать на обед.
– А ты не думаешь, что это не твое дело? – парировал Рудольф, глядя на зеркало на стене. Впрочем, совесть тут же хлестнула его по щеке, и он поспешил добавить. – Прости. Я не хотел тебя обидеть.
Питер кивнул.
– И вы простите. Я просто подумал, что это могло бы помочь. Знаете, завести собаку, кота. Или кого-нибудь еще.
– Может, ты и прав.
Они добрались до машин, и Рудольф задумчиво уставился на свою, размышляя. Отчего-то слова Питера царапнули что-то внутри него, засели и не спешили пропадать.
– Ты, пожалуй, поезжай один. Мне нужно кое-куда.
А оказавшись в машине, отыскал в телефоне нужный номер и, поколебавшись, все-таки позвонил.
Этот маршрут был ему знаком – пару лет назад Рудольф часто им ездил. Знакома была и парковка, на которой он остановился, а потом долго сидел, глядя на здание, за окнами которого кипела жизнь.
Когда он в первый же год своей полноценной работы в качестве главы расширил количество объектов, куда фонд отправлял средства, отец одобрительно хлопнул его по спине.
– Вот это мой сын, – сказал он гордо. – Это мой мальчик.
– Я стану поддерживать их на постоянной основе, – сказал он тогда, искрясь от удовольствия. И сдержал слово.
Он давно здесь не был – с того дня, как торжественно перерезал красную ленту и выпил дежурный бокал шампанского для закрепления эффекта. И вот теперь снова оказался у сверкающих на солнце свежей краской дверей – но уже по другой причине.