– Мистер Блэквуд, – обратилась к нему директриса. – Я должна спросить: вы уверены, что готовы к такому серьезному шагу, как отцовство? Нет никаких сомнений в том, что вашу кандидатуру одобрят. Но вы действительно готовы? Это совсем не просто, так сможете ли вы?
Она била его прямо в солнечное сплетение, не пошевелив ни единым пальцем.
– Я, – начал Рудольф и поразился сухости своего голоса. Кашлянул и попробовал снова. – Я не думаю, что когда-нибудь буду готов. Но мой помощник предложил мне сегодня завести кого-нибудь, и я подумал: почему нет?
Миссис Стивенс промолчала, поджав губы. Рудольф вдруг стушевался.
Ему вспомнился дом, в котором он больше не появлялся. То, как там было тепло и хорошо вечерами. То, как они собирались за большим столом и ели, и спорили до хрипоты. То, как они носились с мячиком, разбивали им вазы и стекла в окнах, а потом прятались от суровой бабушки.
Мог ли он вернуть все то, что потерял? Мог ли он оживить дом снова?
– Я… Знаете, я, кажется, хочу отстроить дом заново и заполнить его голосами. Чтобы там кто-то был. Этот дом, он такой огромный. Я просто хочу, хочу, чтобы все было хорошо. Я устал приезжать в отель и сидеть там в тишине, слушая, как за стенами кто-то разговаривает и смеется.
Он, не в силах больше терпеть, придавил пальцами переносицу, но было уже поздно: слезы вскипели под веками и намочили ресницы.
Миссис Стивенс встала со своего места, подошла и сжала его плечо своей маленькой мягкой ладонью.
– Все в порядке, – услышал он, – здесь часто плачут.
Кто-то щелкнул карабином невидимого поводка, и Рудольф наконец сорвался в рыдания – впервые за долгое, долгое время. А миссис Стивенс была рядом, и никак это не комментировала. И он был ей благодарен.
В тот день никакого знакомства не состоялось – он просто сбежал через запасной выход, чтобы никому не попасться на глаза, а потом уехал обратно в отель и снова напился – в последний раз.
Через несколько дней он опять встал на парковке детского дома, разглядывая искрящиеся полуденным светом окна – снова приехал в аккурат к обеду. На этот раз долго сидеть не хотелось, и он решительно ворвался в холл, хлопнув дверью.
С десяток глаз уставились прямо на него – вспугнутые дети жадно рассматривали его лицо и одежду.
– Добрый день, – сказал им Рудольф.
– Добрый день, – прозвучало нестройное в ответ, и один за другим дети вернулись к своему занятию.
Подумать только, он мог бы стать отцом одному из них.
Пробираясь по знакомому маршруту, он спиной чувствовал их взгляды.
Директриса не удивилась повторному визиту – только крепко пожала протянутую руку и ободряюще улыбнулась. Должно быть, она помнила, каким он был тогда, когда приезжал сюда впервые, пышущий энергией и планами относительно перестройки и ремонта дома.
Может быть, она хотела вернуть его, такого молодого и пышущего энтузиазмом. Рудольф не думал, что это возможно – но не возражал против попытки.
– Пока мы идем, – начала она, шагая рядом с ним по коридору, –позвольте рассказать вам о том, что мы построили благодаря поддержке вашего фонда.
Рудольф кивнул, оглядываясь.
– Конечно.
Он видел отчетные документы, но гордость и удовольствие миссис Стивенс были такими яркими, такими искренними, что отказать ей стало бы преступлением.
– За эти несколько лет многое изменилось. Мы отремонтировали жилое крыло – теперь дети живут в комнатах по двое, с автономными ванными комнатами. В состав корпуса входят медицинский блок, бассейн, спортзал, кинозал, библиотека, танцевальный и тренажерный зал, и многое другое. Недавно закончилось строительство стадиона, разбит сад.
– Я очень рад. Приятно знать, что дети живут в хороших условиях.
Ему на мгновение стало неловко – она перечисляла вещи, к которым он привык с младенчества и считал совершенно нормальным. Но очевидно, для детей и директрисы это значило гораздо больше.
В столовой было оживленно. Столы стояли параллельно друг другу, и за каждым сидели дети – от самых маленьких до уже почти взрослых. Стол для персонала стоял чуть в стороне, и пища на нем ничем не отличалась.
Директриса хотела усадить Рудольфа во главе, но он вежливо отказался и присел с краю, так, чтобы видеть всех. Над тарелками развернулась дежурная беседа обо всем и ни о чем – погода, уроки, какие-то новости и снова погода – зимние морозы никак не желали отступать. Рудольф не вникал. Верный своему слову, он время от времени посматривал то на шумного смешливого мальчика, то на девочку с бантом на макушке. А потом перевел взгляд на маленькую сгорбленную фигурку, сидящую за самым ближним столом, и прикипел к ней, не в силах отвернуться.