– Я бы так не сказала. Но у нас есть потенциал.
– Я чертовски рад. При жизни у нее не было подруг – после окончания учебы точно. Она никого не пускала в свою жизнь.
Не без причин, подумала Регина. Она бы тоже не хотела, чтобы кто-то видел ее боль и стыд от содеянного. Серена была ребенком, и все-таки она убежала вместо того, чтобы позвать на помощь сразу и спасти Сесиль. Регина не могла винить ее… И все-таки ее вина присутствовала.
– Чуть не забыла, я же принесла подарочек.
Она вытащила из кармана небольшую коробочку, за которой зашла по пути в кабинет. Короткий ворс бархата блеснул на свету.
Рудольф тут же ее раскрыл и вытащил серебряное кольцо с полосой мелких бордовых камней по ободку.
– Это гранат. Мое кольцо тебе мало, – пояснила она смущенно – отчего-то краска бросилась ей в лицо – и, ласково огладив пальцы, надела кольцо на безымянный, – и раз уж ты связался со мной, думаю, тебе пригодится защита посущественнее.
Боже, она так спешила оправдаться, будто этим кольцом звала его под венец! Идея с подарком тут же показалась ей неудачной, однако Рудольф покрутил рукой, глядя на жадно засверкавшие камни.
– А знаешь, мне нравится. Очень элегантно. У меня тоже есть подарок, – он порылся в ящике стола, вытащил оттуда цветастый буклет, протянул ей и продолжил. – Я приглашаю тебя в путешествие. В любой день, который ты только назовешь.
Регина трепетно развернула брошюру и уставилась на невероятно синее, явно отфотошопленное море, на белоснежный песок и крошечные, будто игрушечные зонтики и шезлонги. На фоне воды обнималась влюбленная парочка – а может быть, просто нанятые модели.
– И в какую страну ты хочешь меня отвезти? – спросила она, оглаживая острые бумажные края и тщетно пытаясь справиться с эмоциями.
– В любую, какую захочешь. Это просто бумажка. Подумал, будет совсем глупо, если я ничего не покажу. Не могу понять твои эмоции. Ты рада?
– Я ошеломлена, – призналась Регина, поднимая на него подозрительно повлажневшие глаза. – Никто никогда не звал меня в путешествие. Я подарила тебе всего лишь кольцо, а ты…
Рудольф снова поймал ее за руки, глядя мягко и ласково.
– Послушай, ты и правда не понимаешь, что именно ты для меня делаешь, не так ли? Ты даешь мне то, что не смог бы дать больше никто. Забираешь мою тяжесть. Лечишь мое сердце. Я не могу подарить тебе ничего, что было хотя бы приблизительно равноценно.
– Рудольф, я просто делаю то, что могу, – пораженно прошептала Регина, часто моргая. Его лицо расплывалось, становилось нечетким.
– Но ты могла бы этого не делать – во имя себя и своей безопасности. Так что просто прими тот факт, что я готов отдать тебе все.
Должно быть, ее выражение лица стало совсем жалким – он поднялся на ноги, обогнул стол и присел на подлокотник, сжимая ее в крепких объятиях, позволяя уткнуться в плечо.
– А ведь я даже не спросила, в порядке ли ты, – как-то отстраненно заметила Регина, вытирая мокрый нос. Она плакала слишком много. Из-за нее в особняке могла завестись сырость.
Рудольф как-то неловко усмехнулся.
– Ну, как посмотреть. Родители часто говорили, как сильно я отличался от остальных – и теперь мне как будто понятно, почему. Честно сказать, я надеялся, что мы замнем эту тему. Не знаю, как спокойно ее обсуждать.
– Прости, что я так долго. Стоило бы закончить это дело уже давно.
Регина ущипнула себя за бок, чтобы окончательно не разреветься и чуть отстранилась, тяжело вздыхая.
– Даже не думай об этом, – приказал Рудольф. – Все идет своим чередом.
Да, хотела сказать Регина. Но тебе все еще постоянно больно.
Вместо этого она обхватила его руками так крепко, как только могла, и проглотила очевидные, ничего не меняющие слова.
Их объятия из кабинета перетекли на кровать, где смешались с множеством поцелуев – ленивых и тягучих, а потом мокрых и страстных. Рудольф опрокинул Регину спиной на все еще разворошенную постель, зацеловал все плечи и ключицы, и смотрел-смотрел-смотрел, пригвождая к подушкам, оглаживая все, до чего только мог дотянуться. Регина плавилась под ним, как мороженое – он был ласковым летним ветром.
В конце концов, она была вынуждена оттолкнуть его, ласково оглаживая ладонями зарумянившиеся скулы – он смотрел осоловевшим, поплывшим взглядом, и на дне огромных зрачков копошились черти.