Регина ничего не ответила, старательно переключая внимание на его руки – так было проще заземлиться.
Рудольф продолжил:
– Может, будет проще, если ты просто поделишься со мной мыслями? Как ты это видишь, как ощущаешь. Вдруг в процессе что-то придет в голову.
Поднявшись с его плеча, Регина села прямо и прикрыла глаза.
В этом определенно был смысл. Если она просто поговорит, хуже ведь не будет? Проблема, записанная на бумаге, уже наполовину решена, может, и сейчас получится?
– Это похоже на нитки. Ты видишь призраков, потому что я тебе их показала, но это... нечто намного более тонкое. Я и сама с трудом улавливаю их – но они цепляются за ноги и за руки. Я думаю, что, может быть, их можно смотать в клубок, но не уверена.
– Вчера ты зажгла свечу, – напомнил Рудольф.
Регина согласно промычала.
– Мне кажется, что так душе проще найти путь к тому, кто зовет.
Она надолго замолчала, наклонилась и потрогала прохладный мрамор, пожевывая нижнюю губу.
Это всегда было интуитивное, инстинктивное действо – никакого четкого плана. Она просила так, как бог на душу положил, импровизируя, и получала ответ.
Наконец Регина решила.
– Если это и правда, как нитки, чисто теоретически, я могу вытянуть всю семью, начиная с первого поколения. Но мне нужно поймать кончик. Принеси мне свечку из спальни Корделии, пожалуйста. Есть в ее комнате какая-то энергетика…
К моменту его возвращения Регина успела перебраться в гостиную, погасила там свет, и присела на корточки в самом центре, ощупывая паркет. Потом приняла свечу с зажигалкой из рук Рудольфа и подожгла фитиль.
– Что мне нужно делать? – спросил он, отходя в сторону.
– Не прерывай меня, что бы ни случилось, – велела Регина, отставляя в сторону свечу – огонек на ней затрепетал, хоть сквозняка и не было.
– А как же подстраховка? – уточнил Рудольф, присев на краешек кресла. Она все еще могла видеть его боковым зрением.
– Только если все будет совсем плохо. Если я начну себе вредить или что-то такое. Вдруг в меня кто-то вселится.
Пальцы один за другим лишались защиты – и стоило избавиться от последнего кольца, как что-то внутри затрепетало, зашевелилось и напряглось – как бутон, собирающийся вот-вот лопнуть. Это что-то набухало, давило на кишки, грозя разорвать ее изнутри, и Регина больше не собиралась противиться. Сила обшаривала ее изнутри, как собака, впервые спущенная с поводка – не пропускала ни единого закутка, ни единой клетки тела – и стоило Регине медленно выдохнуть, как она тут же скользнула вместе с воздухом на свободу, из лепестков обращаясь в сотню рук; каждая трогала, гладила, изучала и узнавала, выискивала что-то новое. Холодное, теплое, скользкое, болезненное – в комнате не осталось ни клочка незнакомого пространства – руки хватали все без разбору и тащили поближе, чтобы посмотреть, пока Регина продолжала сидеть, не шевельнувшись.
– Работает? – взволнованно спросил Рудольф.
– Не мешай, – отрезала Регина, морщась – и вдруг выбросила руку вперед, хватая тонкую нить, едва заметно замерцавшую в свете свечи. Нить была холодной и скользкой, так и норовила вырваться из хватки. Регина, не сдаваясь, медленно потянула ее на себя и сделала первый оборот вокруг ладони.
Тяжесть дома обрушилась на нее: обилие голосов и запахов, шорохи, вздохи – но теперь сильнее и громче, без возможности отвлечься. Она сама это сделала – отключила предохранители, и теперь оставалось только надеяться, что справится. И пока действительно справлялась, обходясь разве что сверлом ровно посередине лба.
Но чего-то не хватало – чего-то, чтобы по-настоящему позвать.
– Древо, – пробормотала Регина еле слышно. – Черт, я забыла древо.
Она могла бы сейчас увидеть всех – если бы только помнила их имена. Но лист остался в спальне, позабытый.
Кто-то заботливый сунул ей что-то прямо в свободную руку. Она моргнула, присматриваясь, и не сдержала вздоха: Себастиан, тот самый, с которым они избегали друг друга, сидел на корточках прямо перед ней, и его болотные глаза были испещрены крошечными светлячками.
Он никогда еще не был таким красивым. Он пришел на зов, который даже не прозвучал вслух.
Она провалилась в его глаза с огромным удовольствием, с жадностью, зачарованно глядя на то, что он любезно ей показывал: вот он растянулся в шезлонге у пруда – мраморная кожа блестит от капель воды, очки на кончике носа; вот он скользит вниз по перилам лестницы, торопясь куда-то; расхристанный, в расстегнутой рубашке, мокрые волосы обнимают виски – танцует в толпе в клубе, потом лижет дольку лайма, пойманную в стакане…