– Ну что же, – заявил Рудольф, решительно потирая руки, – надеюсь, ты нагуляла аппетит, потому что мы с Элоизой сегодня расстарались и теперь я собираюсь тебя закормить. Я помогал ей сегодня на кухне, и она сказала, что я справился хорошо.
– Это чистая правда, Рудольф, – с улыбкой подтвердила экономка и так же бесшумно исчезла за широкими дверями.
Регина улыбнулась – почему-то она подумала о том, что Рудольф скорее мешал, чем помогал, но был преисполнен энтузиазма. Она представила, как он суетливо наворачивает круги вокруг стола и лезет под руки, пока Элоиза замешивает тесто для пирога, которым пахло еще в холле, и как добродушно ворчащая женщина отправляет его искать какую-нибудь ерунду вроде ванильного сахара. В душе загорелся теплый огонек – это ощущение давно в ней не просыпалось, и Регина даже думала, что оно пропало окончательно.
– Ну что ты скромничаешь? Давай я положу тебе!
Рудольф потянулся к деревянной лопатке и положил Регине на тарелку огромный рыбный стейк.
– Хочу, чтобы ты чувствовала себя, как дома.
«Да я уже почти», хотела ответить Регина, но вместо этого дотянулась до свободной руки Рудольфа и крепко сжала.
– Спасибо за приглашение. И вообще за все.
На его щеках расцвели пятнышки румянца, и Рудольф ответил:
– Это я должен благодарить.
За окном уже царствовал вечер – он нагнал тумана вокруг дома и заставил включить фонари вдоль подъездной дорожки. О стекла бились тонкие, уже раздетые ветки каштана, обещая заморозки и холодные ветра, но здесь, в столовой, было уютно.
Рудольф открыл бутылку вина и щедро плеснул в огромные бокалы, тут же пододвигая один к Регине.
– Хочу выпить за то, что ты здесь. Дом как будто стал теплее. За тебя, Регина Харриссон.
Теплая дрожь охватила ее тело; не зная, как выразить чувства, что наполнили каждую клетку, Регина смотрела на него, не отрывая взгляда.
Как бы ей хотелось увидеть, каким Рудольф был раньше! Склонял ли он голову набок, слушая интересный разговор? Чем он жил, чем интересовался? Чем он жил, чем интересовался?
С усилием моргнув, Регина перевела залипший взгляд на бокал, сделала пару глотков и щелкнула языком.
– Мы с тобой пьем третий день подряд. Что это, если не зарождающийся алкоголизм?
Рудольф хмыкнул и ответил:
– Кто-то умный однажды сказал: в вине истина. Сколько бы я его ни пил, пока не нашел. Кто знает, может, это случится сегодня?
– Я была бы рада: сама много лет безуспешно ее ищу.
– В таком случае, нам стоит удвоить усилия.
– Да, поторопимся, пока моя печень не отказала.
– Тогда второй тост будет за твою печень!
Они чокнулись со смешками и заскрежетали ножами по тарелкам.
– Расскажи больше о доме. Мне все очень интересно!
Побарабанив пальцами по столу, Рудольф начал:
– Для меня это совершенно особенное место. Не только потому, что это – мой дом, нет. В детстве мы с братом часто искали призраков по ночам.
– И находили? – поинтересовалась Регина, замерев с вилкой, не донеся ее до рта.
Он ухмыльнулся.
– О да. Когда тебе десять, и ты крадешься в ночи со свечкой, твердо намереваясь найти кого-то и перепугаться до смерти, обычно так и случается. Себастиан потом месяц спал со светом и дергался от резких звуков. На самом деле, – хохотнул он, – я тоже, только ему не говорил.
Регина улыбнулась, но тут же поежилась – ее плечи, укрытые шелком рубашки, вдруг озябли, как под холодным сквозняком. Она потерла их руками, чтобы согреть, но не получилось: кожа покрылась мурашками, и прикасаться к ней было неприятно.
Когда он говорил о своем брате, то улыбался, но грусть, плещущаяся в его глазах, затапливала ее сердце без возможности спастись. Пытаясь освободить забившееся горло, Регина прижалась губами к холодному стеклу, осушая бокал, и Рудольф тут же налил ей еще.
– Если захочешь, когда-нибудь я расскажу тебе о своей семье. Но только не сегодня – потеря слишком свежа, а я не хочу портить слезами такой хороший вечер.