Мотоцикл долго не прожил – Басти разбился на нем спустя две недели агрессивного вождения и атак резких поворотов. Должно быть, на его защите стояла целая армия ангелов-хранителей – он соскользнул с мотоцикла, стесал локти и колени, ободрал подбородок, но в целом отделался ерундой. Мотоцикл улетел в дерево, и восстановлению не подлежал.
– Ты планомерно находишь способы самоубиться! Почему? Что с тобой не так? – в ужасе спросила Корделия той ночью, забирая его из больницы.
Он зыркнул на нее из-под наклеенного на бровь пластыря и холодно ответил:
– Ты права, мама. Что-то со мной не так.
Спустя два года Себастиан тоже отправился за образованием, но в другое место. Корделия каждый день ждала звонка из полиции, из больницы или откуда-нибудь еще – но он все-таки взял себя в руки и больше в переделки не попадал. Или, по крайней мере, они не доходили до нее.
Немного успокоившись, она снова принялась за воспитание девочек: им к тому времени исполнилось по пятнадцать. Серена переживала сильнейший подростковый кризис и постоянно рисовала всякую чернуху, а Сесиль… она просто веселилась, играла в бесконечные чаепития и просила в подарок кукольные домики – они ломались с удручающим постоянством. И чем дальше, тем больше платьев с рюшками и игрушек ей требовалось. Ее развитие полностью остановилось, и не было никакой надежды на то, что ситуация может измениться. Серена похоронила себя рядом с ней и посвятила жизнь служению сестре, и никакие разговоры не действовали. И потихоньку все оставили ее в покое.
Отсутствие постоянной заботы заставило Корделию по-новому взглянуть на многие вещи: например, она окончательно разглядела пассивность Виктора касаемо всего, что не касалось работы. Их семья могла переживать сильнейший кризис, они могли переругаться вдрызг с детьми – но Виктор неизменно вставал по утрам и ехал в офис, насвистывая песенку, пока шел в гараж. Корделия выплакивала все глаза – а он невозмутимо выпивал утренний кофе и отгораживался газетами.
Он реализовался во всех возможных сферах, и был полностью удовлетворен. А Корделия так и осталась полная надежд и нелепых мечтаний, для выполнения которых оставалось все меньше времени. Канарейка устала порхать по жизни: ее крылья были уже не так крепки и быстры, и из горла не рвалась веселая песня. Иногда она шарахалась от собственного отражения, уже немолодого, с морщинами и обреченностью во взгляде. Во время светских раутов это все еще удавалось как-то скрыть, но стоило ей остаться в одиночестве, как любые маски сваливались, и она все яснее видела приближение собственной старости. Корделия часто думала о том, чтобы сделать пластическую операцию, но слишком боялась лечь под нож.
Виктор тоже старел на глазах – и без того значительно старше, он хоть и не поплыл лицом, глаза все равно безжалостно выдавали возраст. Он стал ей практически неприятен. Хотя, может, дело было в другом: ее давняя любовь в воспоминаниях так и осталась молодой, свежей и цветущей, а Виктор, живущий рядом, менялся.
Она думала: что, если бы они снова встретились? И потом одергивала себя: пусть он лучше так и останется юным красавчиком с горящими глазами и жаркими губами.
После завершения обучения Рудольф триумфально вернулся домой. Сесиль визжала от счастья, наворачивая круги по гостиной, Серена, в последнее время помрачневшая окончательно, обняла его изо всех сил, посветлев лицом, Виктор крепко пожал руку. Корделия кинулась ему на грудь и долго трепала по щекам, называя мальчиком несмотря на то, что он давно уже вымахал выше нее, и прилично. Рудольф мужественно принял всю любовь, и в ответ подарил свою улыбку.
К двадцати пяти он превратился в великолепного мужчину, и стал чудовищно похож на того, чье имя Корделия давно позабыла – вернее, убедила себя в том, что забыла. Правда, он не был кудрявым и постоянно зачесывал каштановые волосы назад, как Виктор, и пожалуй, только это спасало Корделию от полного сумасшествия.
Виктор к тому времени уже стал ленивым и не желал сопровождать жену на светские рауты, а когда отошел от дел, и вовсе прилип к креслу в своем кабинете и проводил дни, попивая виски и играя в игры (и тем самым раздражал Корделию даже больше, чем когда отсутствовал).
Но это не имело никакого значения, ведь у нее был Рудольф – блистательный сын. Он всегда был готов составить ей компанию куда угодно, и с ним под руку она вплывала в залы любых приемы и была настоящей королевой.