– Ты уже что-нибудь чувствуешь? – поинтересовался он, обхватив себя руками.
– Пока только тебя, – призналась Регина. – Незнакомое место, нужно настроиться.
– Да тут же прямо фонит, – не унимался он. – Ты же вроде ясновидящая. Или правильнее будет сказать мутновидящая, раз ты так плохо видишь?
– Для такого дела не изобрели очков, – огрызнулась Регина. Он нервничал, и никак не мог заткнуться, и в любой другой момент Регина была бы не прочь его успокоить, но только не сейчас, когда под кожей начинал зарождаться знакомый зуд. Пока еще совсем слабый, он обещал развернуться в нечто очень сильное.
– Будь терпеливее, – попросила Регина, робко надеясь, что этого хватит.
Но Себастиан был слишком взвинчен, и к моменту, когда Рудольф наконец с грохотом сбросил на гору предшественниц последнюю доску, успел навернуть по снегу несколько кругов, что-то бормоча себе под нос.
Рудольф поднял повыше сбившуюся до самого носа шапку и потянул на себя ссохшуюся дверь. Та неохотно поддалась, открывая черное нутро.
– Ну, пошли, – пробормотал он и шагнул было первым, но Регина остановила его.
– Гнилые доски, – напомнила она и аккуратно оттянула его в сторону. – Я пойду первая, и Басти со мной.
– Ты тоже можешь провалиться, – возразил он, однако послушался.
– Да, – согласилась Регина. – И тогда ты мне поможешь. Я тебя не вытащу, если что.
– Может, мы будем делать это побыстрее? – проворчал Себастиан позади.
Регина ничего не сказала; направив фонарик вовнутрь, она медленно вошла, пробуя ногой каждую доску – они скрипели, но пока держались. Узкий луч света выхватил потемневшие и выщербившиеся от времени стены, окна с закрытыми ставнями, скользнул по опрокинутому алтарю и последней догнивающей лавке.
Было холодно – намного холоднее, чем на улице. Регина вдохнула через нос колючий воздух и двинулась дальше, ощущая, как пальцы Себастиана практически до боли впиваются в ее собственные.
Под кожей зудело все сильнее – казалось, каждая клетка и мышца медленно покрывались крошечными кристаллами льда.
– Теперь чувствуешь? – прошептал Себастиан.
– Да, – ответила Регина, останавливаясь. Фонарик высветил дыру в полу – достаточно большую, чтобы она могла пролезть, даже не снимая пуховика.
Ей было нужно туда. Отчего-то она знала это. Что-то было там, прямо под ногами, и теперь звало ее.
Регина опустилась на колени и посветила фонариком прямо в дыру. Утоптанная земля, блестящая от сковавшего ее мороза, да обломки от досок – на первый взгляд, больше там ничего не было. Прыгать было совсем невысоко.
– Свети в дыру, – вручила она фонарь передернувшемуся Себастиану, села на край и спустила ноги вниз.
– Я сейчас сознание потеряю, – сообщил Себастиан, еле шевеля губами.
– Не потеряешь, – ответила Регина, и спрыгнула, мягко приземлившись.
Холод окутал ее, проскользнув в ноздри и в рот, и отдавшись болью в коренных зубах. Регина охнула, но тут же оправилась, сжав руки в кулаки – тепло от защищающих колец согрело ее и придало уверенности.
– О господи, – пробормотала она, справляясь с нервной дрожью.
Луч света сверху неверно заплясал; Себастиан бесновался.
– Что там? – послышалось взволнованное сверху, затем застучали подошвы ботинок.
– Не ходи сюда! – громко велела Регина и вытащила из кармана две скрученные между собой свечи. Ходящие ходуном пальцы никак не могли справиться с колесом зажигалки, но она упрямо чиркала до тех пор, пока слабое пламя не затрепетало, угнездившись на фитилях.
– У меня такое чувство… – пробормотала Регина задумчиво и надолго замолчала, всматриваясь в темноту; блеснула изморозь на каменной стене. – Будто я сижу на могиле. Басти, иди сюда.
Он издал мученический стон, однако послушался: сначала сбросил ей в свободную руку фонарик, потом спустился сам и заозирался. Регина подняла свечу на уровень его глаз и попросила:
– Возьми меня за руку и посмотри сквозь огонь.
Он вцепился в нее изо всех сил, заставляя поморщиться; его глаза расширились.