– Что ты здесь делаешь? – спросила Регина, впрочем, не испытывая удивления. – Это мой сон.
– Все верно, – ответила Вероника. – Почему бы нам наконец не поговорить?
Регина пожала плечами, соглашаясь. Где-то зашумели переставляемые книги, скрипнула двинувшаяся лестница – библиотека жила и дышала полной грудью. Взгляд метнулся к небольшому шахматному столику. Он всегда здесь был? Отчего она не заметила его раньше?
– Хочешь?
Вероника оживилась.
– Я уж думала, ты не предложишь!
Должно быть, она скучала по этому – по шахматам, по простой болтовне.
– Но я не профи, – предупредила Регина.
– Ты думаешь, Рудольф был хорош? – со смешком поинтересовалась Вероника.
– Неужели есть что-то, помимо готовки, в чем он плох? – поразилась Регина, поправляя фигурки и делая первый ход – холод и вес белого мрамора ощущался даже здесь, где все было иначе.
– О, ты увидишь, – ухмыльнулась Вероника и следом за ней склонилась над доской. – Ты многое узнала сегодня, – бросила она как бы между прочим.
Регина побарабанила пальцами по губам. Не за тем ли Вероника сейчас была здесь? Ведь ее не меньше остальных интересовало то, что случилось.
Тихо стукнула пешка, вставая на новое место. Вероника с отсутствующим видом смела ее с поля.
– Мне немного странно обсуждать это с тем, кто понимает. Ну, знаешь, по-настоящему.
– Если не хочешь, мы можем просто помолчать, – предложила Вероника, опустившись так низко, что едва не задела носом фигурки.
– Нет! – вскликнула Регина поспешно. – Это хорошее чувство. У меня много мыслей на эту тему, хочешь, я расскажу?
Вероника угукнула, соглашаясь.
– Я думаю, что это сработало, как проклятие. Полагаю, что и строители не прожили долго. Жаль, что никаких документов нет – должно быть, их уничтожили, чтобы никто не узнал.
– Ты ведь историк, верно? Они многое знают о делах минувших дней.
– А если не знают, то добывают информацию, – подхватила Регина – искрящееся воодушевление всколыхнулось внутри нее. Она жаждала кинуться в бой. – Я приложу все усилия.
Вероника не ответила. Только покачала ногой в розовом тапочке, и улыбнулась самыми уголками губ, глядя на поле, а потом отставила в сторону очередную поверженную пешку и сделала свой ход.
– Ты даже не стараешься, – заметила она, имея в виду шахматы.
Регина развела руками.
– Разве ты не знаешь все ходы, будучи в моей голове?
Вероника снова промолчала, но ее лицо приобрело такое лукавое выражение, что Регина все поняла и без слов.
– Тебе стоит поговорить с Корделией и Виктором, – бросила Вероника спустя несколько ходов, лишив Регину еще пары фигурок. – Чтобы составить полную картину, не хватает только их, а мы все еще не знаем причину пожара.
– Ты думаешь, может быть что-то помимо проводки? Рудольф говорил, что она была старой.
– Это так, – не стала спорить Вероника. – Но что, если проклятие Корделии стало толчком, и то, что должно было случиться намного позже, произошло в тот же день?
– В таком случае, мне понятно, за что она может испытывать вину. Возможно, она думает так же. Но она ненавидит меня, – с сомнением протянула Регина, внутренне смиряясь с потерей ферзя – Вероника была безжалостна.
– Уверяю тебя, это не так. Она боится, а это совершенно другое. Уж теперь-то я точно могу это сказать.
Вот значит, как было. Что же, Регина могла это понять – во все времена люди боялись тех, кто мог раскрыть их секреты.
Они обе замолчали, сосредоточившись на игре – точнее, думала здесь только Регина, а Вероника, казалось, просто потешалась над ней, лениво переставляя одну фигурку за другой и загоняя ее в угол.
– И остался еще один вопрос, – не выдержала Регина, – почему они все застряли здесь?
Вероника отвела за спину волосы, упавшие с плеч, и задумчиво проговорила:
– Ну пойдем, посмотрим. Должно быть, тебе плохо видно.