– Я с тобой, – пообещала она. – Я буду с тобой.
Он слабо сжал ее руку в жесте признания, и долго еще не отпускал из объятий. И только лишь когда ее живот требовательно заурчал, он спохватился и отпустил Регину умываться, стыдливо розовея щеками. Сама Регина на это только хохотнула – румянец сделал его удивительно юным, едва ли не мальчишкой.
Она бы хотела встретить его в те года, чтобы посмотреть.
Рука об руку, они спустились на первый этаж – Регина проделывала этот путь добрую сотню раз и, казалось, привыкла ко всему, но сегодня, стоило ногам коснуться первых ступеней, как все тело прошила нервная дрожь – дом неуловимо изменился. Сам воздух вокруг них стал плотнее, тяжелее и слаще, будто с легкой гнильцой, он оседал на стенке горла, скомкивался и не давал сделать полноценный вдох.
Регина покосилась на Рудольфа, но он был спокоен – настолько, насколько вообще было возможно после приступа уныния перед неизбежным прощанием.
Значит, это чувствовала только она. Чудесно, просто фантастически.
– Я дал Элоизе отгул в несколько дней, она попросила по случаю праздников. К ней приедут дети и внуки, она хочет провести время с ними, – пояснил Рудольф, когда столовая встретила их непривычной тишиной и пустотой стола. – Но завтрак из ресторана приедет через несколько минут.
– Я готова съесть все, что угодно, – сообщила Регина, прижимая ладонь к бурчащему желудку и садясь на привычное место.
Этаж заполнил густой звон от дверного молотка – Рудольф тут же извинился и скрылся за распахнутыми дверями, на ходу застегивая замок спортивной толстовки – он что, изменил привычному свитеру? Регина, дожидаясь его, поправила сползшие вниз по скользкому дневному крему очки, оглянулась, рассматривая ели – ни единая хвоинка не упала с разлапистых веток, они были такими же свежими, как в день установки. Украшенные бантами коробки выстроились в идеальную пирамиду высотой в добрый метр. Были ли они бутафорией, или Рудольф и правда велел их чем-то набить, она не знала, и отчего-то до сих пор не спросила.
С удивлением Регина вдруг поняла, что совсем не готова ни к новогоднему торжеству, ни к подаркам, ни к чему-либо еще. Все прежние новогодние ночи она отмечала или в одиночестве, напиваясь просекко и глядя телевизор, или в компании таких же одиночек-незнакомцев, как она, собравшихся вместе в каком-нибудь клубе, ресторане или баре. Там она действовала иначе: напивалась после ужина, танцевала до трясущихся ног и плывущих стен, а потом ехала домой, одна или в компании с кем-то, кто не оставался на ночь. Не то чтобы это было круто или здорово, просто действовать так было привычно. И вот теперь пожалуйста – искрящаяся огнями елка со звездой на макушке, подарки, Рудольф и, кажется, любовь.
Как сильно все изменилось за год – всего лишь за несколько месяцев.
Зашаркали ноги, обутые в тапочки, и из-за коробочек с едой показалось улыбающееся лицо Рудольфа.
– Представляешь, – провозгласил он, водружая на стол ношу и принимаясь самозабвенно там копаться, – за большой заказ нам положили пирожные в подарок!
– Да ты что! – изумилась Регина, с умилением наблюдая за тем, как он распаковывает первый контейнер и не особо церемонясь, вываливает его содержимое на тарелку. – И какое же?
– Сейчас посмотрим!
Он подпихнул ей запакованную коробку, чтобы помогла, и продолжил поиски десерта, а когда нашел, то издал довольный возглас:
– Вишня! И черника. Прекрасно!
Господи, подумала Регина, улыбаясь, ты мог бы купить себе завод по производству пирожных, и все равно радуешься такой мелочи, как подарок при заказе.
– Ты удивительный! – сказала она ему совершенно искренне.
Рудольф, уже вооружившийся вилкой, поднял на нее недоуменный взгляд.
– С чего такие выводы?
– Просто я так считаю, – пожала Регина плечами. – Это мое мнение. Ты такой непосредственный и…
Она замолчала, вдруг увидев то, что не замечала раньше.
– И какой? – поторопил ее Рудольф.
– И замечательный, – добавила она рассеянно, с трудом переведя на него взгляд, но стоило Рудольфу удовлетворенно кивнуть и отправить в рот первую порцию английского завтрака, как он тут же соскользнул обратно и заметался по столовой.