– Вы что же, даете мне свое благословение? – пораженно воскликнула Регина, не веря тому, что услышала.
Корделия рассмеялась.
– Не подумай ничего лишнего – ты мне не нравишься, и я была бы против ваших отношений.
– Полагаю, в мире не существует такой женщины, которую вы бы одобрили для него, – усмехнулась Регина.
– Но Рудольф счастлив с тобой, – продолжила Корделия, пропустив ехидство мимо ушей. – А значит, мне остается только смириться.
– Тогда у меня еще один вопрос, если позволите, – осмелилась Регина, торопясь, пока она не сменила свой настрой. – В тот вечер, когда случился пожар… Вы что-нибудь помните об этом?
Корделия замерла на какое-то мгновение, глядя в никуда. Ее пальцы снова беспокойно задвигались по столу в поисках чего-то, что можно было бы потеребить, и Регина придвинула к ней отрезок ленты. Корделия вцепилась в него обеими руками и принялась вязать узелки, отстраненно говоря:
– После ссоры я ушла к себе в спальню, и долго плакала – от злобы, от ужаса, от одиночества. Там, внизу, собиралась вечеринка – Басти заказал еды и выпивки, и сманил к себе близнецов. Он не пригласил ни Виктора, ни меня – по своим причинам. Не знаю, звал ли Рудольфа, их отношения в последнее время испортились окончательно. Я перебирала свои вещи – я так делала всегда, чтобы отвлечься. Потом моргнул, свет несколько раз, кажется – я не придала этому значения. Зимой часто барахлило электричество, это не было чем-то из ряда вон.
Она задрожала, беспокойно облизала губы. Регина коснулась ее плеча в попытке приободрить – Корделия вырвалась из-под руки и продолжила, холодно и отрывисто:
– Иногда снизу доносились отголоски музыки и смех. Потом все стихло, и затем, спустя какое-то время, я почувствовала запах гари – очень сильный. Я испугалась, выскочила из спальни и побежала к лестнице – весь холл был в дыму, ничего не разглядеть. Я споткнулась на верхней ступеньке и рухнула вниз.
Она выплюнула последнее слово так, будто оно было ядовитой тварью. Может быть, для нее оно действительно было ею.
– Спроси моего мужа – может, он видел больше. Я больше ничего не знаю.
Регина тупо кивнула, не зная, что чувствует – то ли облегчение, то ли разочарование.
– Что-то еще? – нетерпеливо поинтересовалась Корделия, будто занималась чертовски важным делом и не имела ни секунды времени. Лента в ее руках была безнадежно измята.
– Нет, – помотала Регина головой, отступая на шаг назад. – Это все. Спасибо. Правда, вы помогли мне.
Она получила в ответ короткий отрывистый кивок и попятилась назад, уткнулась лопатками в стеклянные двери и ретировалась, изо всех сил стараясь не быть слишком очевидной в своем побеге – мать Рудольфа вызывала у нее нервную дрожь.
Лишь оказавшись в коридоре, Регина позволила себе облегченно вздохнуть – оказалось, все это время она дышала через раз.
В доме было тихо – даже тише, чем раньше. Никаких случайных скрипов, стуков и шорохов – все смолкло. Может, тому причиной было то, что она наконец отпустила призраков, а может, что-то еще.
Регина дошла до гостиной, чтобы проверить Рудольфа – он все еще спал, в головой забравшись под плед, и судя по всему, не собирался подниматься. Его телефон валялся на полу около дивана и поминутно вспыхивал от уведомлений – должно быть, в офисе кипела работа. Она подняла его и положила на столик, а после вышла.
Корделия была права – оставался только Виктор. Рудольф часто упоминал, что он любил спрятаться в своем кабинете, чтобы провести время в удовольствие, и раз уж Регина теперь могла его увидеть, стоило этим воспользоваться и проверить – вдруг он и сейчас был там.
Она потопталась на месте, соображая, в какой стороне находились его покои. Спустя столько времени дом со всем его многообразием пристроек, неожиданных поворотов и закутков оставался запутанным лабиринтом, и порой приходилось основательно подумать, чтобы выйти в какое-то новое место. Наконец, определив направление, она неторопливо двинулась в сторону бокового ответвления от основного коридора, но на полпути замерла, прислушиваясь – кто-то играл на рояле. Себастиан играл, поправила она сама себя, и ненадолго остановилась, ожидая, пока он закончит. Однако, одна мелодия плавно перетекла в другую, потом в третью – плачущие звуки разливались по всему первому этажу.