Целовать его было сладко от выпитого вина вперемешку с клубникой в шоколаде, которую он принес вместе с остальной едой.
Целовать его было приятно.
Они отстранились друг от друга одновременно – но не торопливо, а медленно, плавно.
И снова попали глазами в глаза.
– Ты думаешь о том же? – спросил Рудольф, облизнув заалевшие губы.
Регина молча кивнула и допила вино, которое не пролила только чудом. Потом так же молча отставила бокал, забралась на диван с ногами и прижалась боком к Рудольфу.
Он уронил на ее плечо руку и надолго замолчал.
– И все-таки, почему ты думаешь, что рококо?
Рудольф шумно выдохнул – будто разом выпустил из своего горла все напряжение и ответил:
– Да хотя бы, потому что там используются тканевые обои, а в барокко текстильные!
– А это не одно и то же?
– О Господи…
Рудольф спохватился, только когда ночь по времени перевалила за все нормы приличия. Регина, собиравшаяся с утра в библиотеку, страдальчески вздохнула, встала, и потянула его за собой. Рука об руку, довольные и шатающиеся, они поднялись наверх и зависли у дверей Регины, улыбаясь.
– Спасибо, что не оттолкнула.
– Мне хотелось того же, – честно сказала Регина. Что ей было скрывать? Наверняка все запросто читалось по ее лицу.
Рудольф кивнул.
– Я этому рад. Доброй ночи, Регина.
– Доброй ночи, Рудольф.
Регина прошла в спальню, достала из шкафа пижаму и долго еще рассматривала свое лицо в зеркало, ища хоть какое-то угрызение совести. Бесполезно: ее собственные установки рассыпались в пепел, когда она помогла Рудольфу на кладбище, да так там и остались.
Что же, подумала она, вытягиваясь на прохладном шелке и закрывая глаза, пришла пора пристраиваться к новой жизни без некоторых ограничений.
Она бежала, дальше и дальше, по сизому холодному лесу, окружающему Блэквуд-хаус, через колючие заросли, хлещущие ветви, между капканов и нор диких животных. Она бежала от чего-то, но никак не могла убежать, ведь оно оставалось в ее груди, прямо под ребрами, билось в сердце, текло по венам, пробивая их острыми иголками и отравляя каждую клеточку тела.
Она задыхалась и не могла проглотить комок, мешающий дышать, а потом остановилась и увидела саму себя, выглядывающую из-за дерева. Саму себя – но совершенно другую, седую и изможденную.
– Вот это – твое будущее, – сказала та, другая. – Иди и возьми.
Регина рывком села на разворошенной постели и подслеповато прищурилась – в комнате было совсем темно. В горле катастрофически пересохло, а хмель еще не совсем прошел. Бездумно поводив глазами туда–сюда и проиграв сражение с собой, она нацепила на нос очки, набросила халат и вышла в черноту коридора – привычка Рудольфа выключать свет моментально выбесила ее. Он всерьез переживал за экологию, экономил средства или планировал, что Регина свернет себе шею?
Она зашарила руками по стене, припоминая, что выключатель должен быть где-то рядом. Как назло, он не находился.
– Да чтоб тебя…
Пальцы снова нащупали холодную текстуру дубовой панели.
– Попробуйте чуть правее, – хрипло раздалось в абсолютной тишине.
Регина вскрикнула, дернула рукой – и мягкий свет от бра разогнал темноту, охватив стоящего в корце коридора мужчину.
Страх прострелил ей грудь – незнакомец плавно двинулся к ней. Лениво, расслабленно – так ходят сытые дикие кошки, документалки про которых нередко мелькали в ее рекомендациях.
Незаметно для себя она сделала пару шагов назад, вызвав тихий смех. Дальше тело отказалось слушаться: замерев, она ждала, пока он не остановился прямо перед ней.
Остроносый, с широкими скулами и торчащими во все стороны волосами, он вряд ли мог считаться классическим красавцем, но было в его глазах что-то гипнотическое, опасное, не позволявшее отвернуться.
Никогда в жизни ей не было так страшно и любопытно одновременно. Ужас горчил на языке, как слишком крепкий чай, а интерес жег, как нечаянно разгрызенная перчинка.