Она не разу не чувствовала, чтобы он пах так после смерти – но тот запах было невозможно повторить.
Резким движением расстегнув чехол и сорвав с вешалки тонкий белый джемпер, она натянула его на себя, сползла в углу гардеробной на укрытый ковром пол, прижимаясь лопатками в стене, уткнулась носом в собственную руку и наконец дала волю слезам.
Мини-отпуск закончился.
Ясным солнечным утром Элоиза, как всегда, вышла из машины, не забыв пожелать водителю хорошего дня и взяв с него обещание зайти на обед, и бодрым шагом направилась к крыльцу, отметив в голове, что нужно напомнить дворникам как следует очистить намерзший лед со ступеней, и потянула на себя тяжелую дверь. Она поддалась плавно и без скрипа – недавно смазанные петли еще не успели закостенеть и покрыться свежим слоем ржавчины.
Элоиза вошла в холл, стянула с шеи толстый шарф, а с головы – большую шапку и оглянулась, тут же приметив Рудольфа и Регину, восседавших на первых ступеньках лестницы. Их мягкий смех звоном крошечных колокольчиков наполнял гулкий холл.
– Доброе утро!
– Доброе утро! – воскликнули они едва ли не хором, встрепенувшись. Регина тут же сняла ступни с колен Рудольфа и улыбнулась почти застенчиво, но он тут же вернул их на место, поправляя тапочки, и от этого простого жеста в груди Элоизы потеплело.
Ее милая парочка – а она совершенно искренне считала их своими, если уж не детьми, то подопечными – была совершенно очаровательной.
– Доброе утро! – поздоровалась Элоиза в ответ, пряча смешок в воротнике.
Что-то неуловимое изменилось в холле; она вдохнула полной грудью, принюхиваясь, но не поняла. Изменился и Рудольф: разворот его плеч стал шире, и он смотрел прямо, позабыв о своей давней привычке буравить людей взглядом исподлобья. Регина же больше не теребила кольца на пальцах; покой явственно читался на ее отдохнувшем зарумянившемся лице.
– Что-то изменилось, – полувопросительно сказала Элоиза, окинув их взглядом, полным нежности, и повесила на локоть снятое пальто. – Вы тут проветривали, что ли? Дышится легко.
Они улыбнулись друг другу, прямо в молчании что-то, что было известно только им, а потом Рудольф ответил, обнимая Регину за плечи:
– Да, так оно и есть.
Эпилог
Весна выдалась ранняя и теплая.
Сидя на заднем сидении в такси, Регина оглядывала простирающийся с двух сторон дороги лес – почки на деревьях лопнули, и мелкие листочки кружевом окутывали каждую ветку. По обочинам показывала острые носы трава – еще не запыленная, совсем свежая и нежная. Лазурный купол неба был едва виден за высокими стволами – казалось, они здорово вытянулись с момента, когда они с Рудольфом уезжали.
Жутко хотелось поскорее выбраться из машины и размять ноги – долгий перелет и поездка измотали ее, а спина, еще два часа назад просто нывшая, к концу дороги взвывала болью, отзываясь на каждое неудобное движение.
Регина заерзала, прижимаясь к теплому боку – Рудольф подался к ней и шепнул на ухо:
– Почти приехали.
Она знала, что почти; такси свернуло с шоссе на подъездную дорогу и запрыгало по колдобинам – должно быть, асфальт уплыл вместе с растаявшим снегом.
Трясущийся Рудольф не попал пальцем по иконке вызова на телефоне раз, второй и недовольно скривился – но к счастью, за поворотом стало видно, что ворота гостеприимно распахнуты. Их ждали.
Не утерпев, Регина опустила стекло и высунулась в окно – теплый влажный, наполненный ароматом земли, едва проклюнувшихся трав и первых цветов воздух бросился ей прямо в лицо и вскружил голову получше любого шампанского.
Такси затормозило напротив крыльца; водитель открыл двери и помог выгрузить из багажника многочисленные чемоданы. Рудольф протянул ему купюру и, пожелав хорошего дня, он уселся в машину, чтобы пуститься в обратный путь.
Регина завертелась на месте – прежде она не бывала здесь весной и теперь, влекомая любопытством, двинулась вперед, жадно рассматривая абсолютно все. Рудольф, бросив багаж, шел следом; она слышала, как стучат подошвы ботинок по выложенной камнем дорожке.