Такое уже было, давно, в детстве, когда обеспокоенная мама начала водить ее по психотерапевтам. Регина не хотела ничего им рассказывать – чем больше она вспоминала, тем быстрее ручка скользила по бумаге, записывая, впечатывая в блокнот все то, что она сама хотела бы побыстрее забыть. Она не помнила, кто первый прописал ей таблетки: был ли это улыбчивый мистер Бренсон с крупными пальцами, увенчанными перстнями, или миссис Бри, похожая на высохшую пальму как телосложением, так и своей прической. Важно было другое – за первой баночкой последовала вторая, потом сразу две другие.
Психотерапевт сменился психиатром, и Регина попала в больницу на несколько недель, откуда вышла повзрослевшей, со стопкой кривоватых рисунков и без теней на стенах.
Должно быть, детские страхи из леденящих кровь превратились в тех, кто настолько слаб, что совсем невидим.
Субботним утром Рудольф, ворвавшись в спальню к едва проснувшейся Регине, потребовал, чтобы они вместе поехали на завтрак в ресторан – в историческом центре открылось новое местечко, и он был преисполнен любопытства. Проклиная все сущее, она торопливо умылась, обернула косу вокруг головы, накрасилась и даже достала одну из лучших блузок – нежно–голубой шелк, расшитый золотыми журавлями, не слишком-то сочетался с погодой, зато был возмутительно красив. В такой было не стыдно показаться вместе с Рудольфом, который, несмотря на ранний час, выглядел невероятно хорошо в своем черном джемпере и свободных брюках.
Когда они вышли из дома, ветер злостно завыл и ударил им в лица комом мокрых листьев, пахнущих землей. Рудольф стряхнул с волос багрянец, с досадой посмотрел на светлое пальто, потемневшее от капель начинающегося дождя, и протянул:
– Потрясающее начало утра.
Регина согласно кивнула, запахнувшись посильнее.
Авто с водителем все никак не прибывало, но они упрямо остались стоять на улице, ожидая. Заскучавшая Регина принялась рассматривать стены дома, прикрывая ладонями лицо от воды. Потемневшие стены, увитые плющом, тот самый дуб, царапающий стекла с загробным скрипом, решетки и колышущиеся шторы окна, мелькнувшая тень…
Она моргнула пару раз. Шторы еще качались.
– Элоиза дома? – спросила она, переводя взгляд на Рудольфа. Тот ответил, хмурясь:
– Она сказала, что сегодня задержится и приедет позже.
Регина хмыкнула. Благодаря спешке утренний прием лекарств оказался пропущен – можно было поприветствовать безудержные приключения на весь день.
Ресторан оказался прелестным, как и все прочие, где они бывали – роскошные мягкие диванчики, столы из массива дуба и пухлое меню с множеством блюд на любой вкус так и располагали застрять здесь за добрую половину дня.
– Если ты попробуешь заказать «Цезарь» и пасту, я потребую, чтобы охрана тебя вывела, – вполне серьезно предупредил Рудольф, углубляясь в свою книжечку.
Регина ухмыльнулась – его потребность докопаться к тому, что она любила есть, была маниакальной. Чтобы не доводить Блэквуда до греха, она все-таки заказала традиционный завтрак и не прогадала – круассан с маркарпоне оказался божественным как на вид, так и на вкус, а над кофе явно колдовали со всей любовью.
Сидящий напротив Рудольф незаметно ослабил ремень на брюках и удобно развалился.
– Надо бы снова в зал походить. Я такими темпами поправлюсь.
– А ты почаще води меня в такие места, – предложила Регина. – Тогда мы оба поправимся, и придется заниматься вместе.
Рудольф едва заметно нахмурился.
– Я бы с удовольствием, но ты же собираешься уезжать.
А Регина на минуту совсем об этом забыла. Острие сожаление коснулось горла.
– Это правда. Но мы можем просто помечтать об этом.
– А может, тебе не нужно уезжать? Здесь тоже есть университет, ты могла бы устроиться сюда.
– Я не могу, там вся моя жизнь. Коллеги, студенты, квартира.
– А здесь я, твой друг.
– Не будь эгоистом, пожалуйста.