Они забрали ее пальто и замерли возле машины, пока Рудольф заботливо поправлял ее воротник и убирал со лба выбившиеся пряди.
– Ты точно будешь в порядке там?
– Я делал это множество раз. Все пройдет проще, если я буду знать, что ты ждешь меня дома.
Этого оказалось достаточно, чтобы она села на заднее сиденье, напоследок чмокнув его в теплую щеку, пахнувшую лосьоном после бритья.
Путь домой оказался совсем коротким, или она не заметила его, задумчиво глядя в окно. И лишь когда водитель деликатно кашлянул, привлекая ее внимание, она поняла, что они уже пару минут стоят около Блэквуд-хауса.
Приложившись головой о крышу, Регина выкарабкалась из машины, ухватившись за горячую руку водителя, и с наслаждением вдохнула влажный ночной воздух.
Мигнув фарами, седан растворился в темноте, оставив Регину наедине с домом – выступающий из густого тумана, окутавшего его, как саван, спеленавший мертвеца, он навис над душой безмолвной каменной глыбой.
Подобрав платье, Регина поплелась к дверям, чертыхаясь, когда тонкая шпилька проваливалась между камнями дорожки.
Щелкнул выключатель, и люстры неохотно вспыхнули, осветив пустой гулкий холл и черные провалы окон, прячущиеся за кровавым бархатом штор. Под высокий потолок тут же взлетел мотылек – огромный, бледный и невзрачный, он принял лампы за солнце и отчаянно пытался коснуться хоть одной, но каждый раз встречал лишь стекло и обжигающую боль.
Проследив взглядом за тем, как он мечется от одной люстры к другой, Регина вздохнула, стащила туфли, подняла их за ремешки и побрела наверх, с трудом переставляя отекшие ноги.
Разочарование в вечере все еще отдавало кислинкой от выпитого шампанского.
Наверху было темно: лишь синеватый месяц, неохотно заглядывающий в окна, освещал коридор, выпуская на свободу тени, клубящиеся под потолком. Она практически могла слышать тихий шорох и шелест, когда они скользили вдоль стен и сталкивались друг с другом – как трепещущие крылья сотни мотыльков, подобных тому, что умирал в холле.
Отчего-то идти по этому коридору не хотелось, но это был единственный путь, так что Регина, пересилив себя, сделала первый шаг, тут же протяжно заскрипев паркетом. Около самого дальнего окна что-то шевельнулось и развернулось.
Регина едва сдержала крик и отшатнулась: высокая, чуть сгорбленная фигура медленно приближалась, не издавая ни единого звука, едва касаясь босыми ногами пола.
Ее неумолимое движение было невозможно предотвратить: словно заторможенная, Регина наблюдала, как фигура проскальзывает сквозь призрачный свет и внезапно становится уже известным ей Себастианом.
Только его здесь не хватало.
– Ну вот, пожалуйста, – истерически пробормотала Регина, прижавшись к стене. – Стоило раз пропустить прием таблеток…
Себастиан остановился прямо перед ней, качаясь с носка на пятку. Его рубашка была застегнута лишь наполовину, оголяя белоснежную кожу груди.
– Таблетки? – недоуменно переспросил он. – А, эти таблетки. Зачем их принимать тому, кто не болен?
– Я больна.
Он издал мягкий смешок.
– Кто тебе такое сказал?
– Мой психиатр.
– Пошли его к черту. Ты прекрасно знаешь, что это не болезнь.
Себастиан, казалось, забавлялся, глядя, как она заставляла себя не клацать зубами и придумать достойный ответ.
Проблема была в том, что она действительно это знала, но отчаянно отказывалась признавать.
Регина глубоко вдохнула, обхватила руками собственные плечи и монотонно завела:
– Тебя нет. Это просто сон, ты мне снишься. Я осознаю, что это сон, значит, я могу им управлять. На счет «три» я проснусь. Один, два…
– Три, – фыркнул Себастиан. Регина вздрогнула и начала считать заново, снова и снова, но он никуда не ушел, только прислонился плечом к косяку двери и всем своим видом выражал глубокую скуку.
– Не надоело? – наконец поинтересовался Себастиан, когда Регина, в очередной раз открыв глаза, раздосадовано вздохнула. – Согласись, я мало похож на сновидение.
Она поморщилась, обошла его и потянула на себя дверь спальни.