Регина принялась копаться в телефоне, просматривая почту: редкие сообщения от студентов, парочка от руководства, и гневное – от декана.
Стоило приехать обратно как можно быстрее – бедная женщина не может каждый день уговаривать ее вернуться, и все мыслимые и немыслимые сроки уже прошли.
Отпив зеленого чая, Регина полезла искать билеты на ближайшее время.
– Представляешь, – протянула она через несколько минут, и дождавшись мычания от Рудольфа, шелестящего страницами, продолжила, – нет билетов ни на поезд, ни на самолет. Как назло, всё на ближайшие несколько дней разобрали.
– Получается, ты пока остаешься? – очевидную радость в голосе не услышал бы только глухой. Регина пожала плечами:
– Я взяла билет на поезд, который идет в следующую среду.
– Значит, осталось пять дней. Прекрасно! Мне столько хочется тебе показать!
– Мне светит выговор, Рудольф.
– Я сделаю тебе продление больничного листа. Дел-то, – и он снова утонул в мире, полном латексных костюмов и суперсил.
Регина глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь выпустить напряжение. В конце концов, Рудольф не виноват, что так рад тому, что она осталась. Ему будет тяжело остаться одному, наедине с пустотой и дома, и в душе, оставшейся после смерти Вероники.
Регина потянулась к вазочке с джемом, но рука замерла на полпути – рядом с широкими двойными дверями стоял Себастиан и внимательно на нее смотрел, склонив голову к плечу. Солнце, проникающее сюда сквозь окно, насквозь пронзало его своими лучами.
Регина бросила взгляд на Рудольфа: он был полностью в другом мире.
– Я на секунду, – коротко пробормотала она и выскользнула из-за стола, покидая столовую и останавливаясь лишь в конце коридора, где Рудольф не мог услышать ее. Себастиан неслышной тенью последовал за ней – Регина спиной чувствовала исходящий от него холод.
– Ты кое-что потеряла, – нараспев произнес он, стоило им оказаться в укромном уголке. Регина нахмурилась, припоминая.
– Их взяли близнецы.
– А я возвращаю обратно. Но только за небольшую услугу.
Себастиан сунул руку в карман и вытащил несколько колец. Взвесил на ладони, и поднял глаза – мутные, как на старых картинах.
– Так ты согласна?
– Что тебе нужно? – грубо спросила Регина, но Себастиан, казалось, не заметил ее тона – или только сделал вид.
– Я уже сказал вчера.
– А я сказала, – начала Регина, но осеклась и перешла на гневный шепот, – что не могу этого сделать.
– Что ты за медиум, если не можешь узнать правду и помочь упокоиться?! – сердито поинтересовался Себастиан. От волны его гнева у Регина поднялись волоски на руках.
– Какой есть. А теперь отдай, я хочу закончить завтрак.
Она протянула руку, но Себастиан ожидаемо ничего не вернул. Его лицо приняло мрачное выражение.
– Хотя бы подержи меня за руку.
Регина фыркнула. Она прекрасно знала, что это значит.
– За руку, значит. Не много ли просишь?
Он пожал расплывающимися под утренним светом плечами.
– Если они тебе не нужны, я пойду.
– Ладно! Я согласна, хорошо.
Она не могла просто так от них отказаться: некоторые принадлежали матери, и потерять их значило потерять то немногое, что осталось от нее.
– Отлично!
Себастиан вспыхнул счастьем, и тут же одной рукой ловко перебросил Регине побрякушки, а второй крепко ухватился за ее руку, сдавив тонкими, но сильными пальцами.
Регине показалось, что она цепляется за лед – такие холодные они были. Себастиан внезапно оказался ближе, почти прижимаясь к ее груди, и весь мир Регины заполонили его глаза – отдающие болотно-зеленым, слегка навыкате, под рыжими бровями. Его губы оказались так близко, что Регина подумала – вот-вот Себастиан ее поцелует, и у нее совсем не было сил сопротивляться.
Пол под ногами зашатался. Регина почувствовала сильный толчок в плечо и оказалась прижата к дубовой панели, хватая губами потяжелевший воздух, который никак не проталкивался в легкие и застревал где-то в горле. Перед глазами заплясали черные мушки. Она прищурилась – сквозь накатывающий туман она увидела лицо Себастиана – еще минуту или вечность назад бледное, лишенное всяческих красок, оно вдруг вспыхнуло алыми губами и щеками, и в рыбьих глазах появились искорки. Даже волосы, казалось, стали ярче, и на висках появились задорные кудри-пружинки.