- Милка, твою мать, на помощь! Сожрут мужика твоего!
Служанка выскочила из избы и кинулась в подмогу. Она оббежала наемника и уперлась ему в грудь. Бесполезно, ведомый волшбой Брест пер, словно тур, не замечая веса двух висящих на нем тел.
- Отвлеки его чем-нибудь!
- Чем? – крикнула в ответ Милка.
- Да чем угодно, мы его долго не удержим!
Милка на секунду зажмурилась, пробормотала «простихосспади» и саданула со всей дури наемнику в пах. Всю волшбу как рукой сняло. Совершенное лицо упырицы тут же исказилось в жуткую гримасу, губы высохли, обнажая длинные острые зубы, а волосы побелели, превратившись в седые редкие космы. Брест повалился на бок, не издавая ни звука и хватая ртом воздух. Девицы потащили его подальше от черты, где раздосадовано гудела толпа вурдалаков.
- Да когда же уже рассветет? – отдувалась Мурка.
Милка посмотрела на небо:
- Не ведаю, темно, как в нужнике у Ляшко на заднем дворе.
- Кстати, ты не обижайся, но за твоим корчмарем должок, и когда-нибудь я за ним вернусь, - пыхтела воровка, усаживаясь на землю, рядом с Брестом. – Это ведь он на нас охотников за головами навел
- А чевой-то мне обижаться, он мне не сват – не брат, к тому же тот еще паскудник, - уселась рядом служанка.
Они привалились к стенам избушки, устало наблюдая за беснующейся толпой.
Брест, скрючившись на земле, слабо простонал:
- Какого рожна?
- Ты нам еще спасибо скажешь, - воровка похлопала наемника, как коня по крупу. – Милка, а чего ты тогда в корчме-то этой прислуживала?
- Дык еда, кров, люди разные. Я из дома сбежала, когда мне пятнадцать весен было, с тех пор скитаюся.
- Я что ж дома не сиделось? – поинтересовалась Мурка.
- Отец заставлял землю пахать, да замуж хотел выдать. А я страсть как не хотела гнуть спину в поле до полусмерти, а потом еще сопливых детей няньчить до ночи, как мамка с папкой. Один заезжий рассказывал про дивные места, странных людей и разные диковинки, мне и захотелось сначала мир повидать. Вот и убегла.
- А ты авантюристка, - хохотнула воровка. – Думаю, мы с тобой поладим.
Рев нечисти становился все тише, в нем слышались разочарованные нотки: на востоке начало медленно светлеть. Брест отдышался и наконец, смог заговорить:
- Нашли время лясы точить. Что было-то?
- Запамятовал? – вопросом на вопрос ответила воровка.
- Помню, что вышел на улицу, отлил, а дальше все, провал, - простонал Брест, не меняя позу зародыша.
- Тебя чуть на корм упырям не пустили, да Милка вовремя чары сняла. – Мурка кивнула служанке., поднимаясь
Воровка, мельком глянув на зарождающуюся зарю, пошла в избу, собирать вещи.
Служанка присела рядом с наемником и жалобно запричитала:
- Прости, не ведала, как еще тебя отвлечь от песни колдовской. Мы вдвоем тебя пытались сдвинуть, да ты дюже здоров.
- В следующий раз дайте мне спокойно помереть, - ответил наемник, охая. – Не надо меня больше спасать. Далеко там еще до рассвета? Кажись нечисть уходит.
Толпа и вправду поредела, а над горизонтом уже показались ранние лучи. Первыми исчезли полуночки, затем те, кого Брест назвал лимбоями, последними убирались упыри. Они еще какое-то время нюхались около черты, но восходящее солнце заставило и их отступить. Нежить, скалясь, отходила в редеющую тьму.
Воровка в избушке деловито ходила по углам и складывала вещи. Она подобрала объедки и затолкала их ногой в прогоревший костер. Взяв оружие и два походных мешка, девка вынесла добро наружу, затем воротилась назад, проверить, все ли убрано. Брест кое-как поднялся и доковылял до коней. Развязав жеребцу морду, он, морщась, накинул на себя плащ. Милка поспешила на помощь - снимать тряпье с других коней. Мурка, выглянув из окошка, свистнула Бреста:
- Эй, евнух, из мешка моего ничего не выбрасывали?
Брест оскалился, собрался уже было ответить, но девка скрылась в избе. Вернувшись через минуту, она кинула наемнику банку с мазью:
- Держи, для твоих колокольчиков.
- Да я ни в жизь это не возьму.
- Как знаешь, - ухмыльнулась воровка, - Только нам еще неделю на конях трястись