В церкви было много необычного и чудесного, но больше всего Кувырка поразил столб с перекладиной — на стене, над алтарем, покрытым бело-золотой тканью. Постепенно умному зайцу открылось назначение этого предмета. Это был столб-виселица, такой же, как тот, на который человек с трактора вешал кротов и грачей. Только на этом столбе висел, раскинув руки, человек. Кто-то прибил его руки и ноги к столбу большими гвоздями. В неярком звездном свете трудно было рассмотреть лицо, но Кувырку показалось, что он различает на нем муку и одновременно покой.
Заяц долго-долго смотрел на казненного. Что заставило людей схватить такого же, как они, человека и повесить на столбе? Там, в поле, животных вешали, чтобы отпугнуть остальных, заставить их понять, что поле — владение человека и туда не следует соваться. Трупы должны были напоминать зверям, что человек — царь мироздания. Может быть, этого человека тоже повесили в назидание остальным? На чье поле он зашел, чьим посевам угрожал? Кто были они, убийцы, гвоздями приколотившие его к столбу, чтобы утвердить свое господство в мире?
Кувырок так глубоко задумался, что у него голова пошла кругом. Наконец он оторвался от загадочного зрелища и стал обходить помещение, пока не нашел лестницу, ведущую на колокольню.
Он решил не подниматься до наступления дня — ведь в темноте все равно ничего не разглядишь. Лучше повременить до зари, а когда Убоище отправится на охоту, подняться по лестнице и в каком-нибудь укромном уголке ждать его возвращения.
В церкви, конечно, не было никакой еды, и Кувырок остался на всю ночь наедине со своим голодом. К утру он был еле жив, но заставил себя думать только о предстоящем деле.
Когда первые лучи солнца пронзили цветные стекла и разбросали яркие пятна по всему полу, Кувырок начал долгий подъем по винтовой лестнице. Прыгать со ступеньки на ступеньку было нелегко — хорошо, что в бойницы проникало немного света.
— Я тут один из всех зайцев на такое способен, — говорил он себе. — Я единственный не боюсь высоты. Кроме Торопыжки, конечно.
Он подбадривал себя, чтобы заглушить голод и страх, чтобы не думать раньше времени о том, что может ждать его наверху.
Прыгнув на последнюю ступеньку, он уперся в препятствие. До него не сразу дошло, что путь преграждает закрытая дверь. Он понимал, что надо попасть в помещение на вершине башни, лежащее за этой дверью. Что же делать? Неужели весь долгий путь он проделал напрасно и какой-то плоский кусок дерева обратит в ничто все усилия?
Он обнюхал дверь, зубами проверил дерево на прочность. Оказалось, что в одном месте край двери плотно прилегает к полу, и из-за этого сырость просочилась в старые буковые дощечки и размягчила их.
Кувырок начал грызть подгнившее крошащееся дерево. Грызть пришлось долго. Наконец образовалась дыра, достаточно крупная, чтобы попробовать протиснуться. Выплевывая изо рта изжеванные щепки, Кувырок полез в дыру. Надо торопиться — Убоище вот-вот могло вернуться. Хорош он будет, если застрянет! Чудище мгновенно сорвет с него, беспомощного, шкуру.
Наконец он протиснулся.
Внутри никого не было. У двери стоял мешок, наполненный костями. Какой-то человек собрал разбросанные кости и сложил в мешок, видимо, чтобы потом вынести. Было и другое свидетельство того, что в логове Убоища побывали люди: с большого колокола свисала новая веревка.
Заяц забился в самый темный угол у двери и стал ждать возвращения Убоища. Теперь, когда он был у цели, его страх как-то съежился, сжался в точку. И хотя сердце колотилось, а ноги порывались убежать подальше, он твердо решил держаться до конца.
Снаружи делалось все светлее. Внизу, в церкви, кто-то ходил. Хлопнула дверь.
А это что за звук? Взмахи крыльев.
Когда Убоище нападало, его полет был неслышен — оно скользило по воздуху, распластав крылья.
Но сейчас оно хлопало крыльями — властно, уверенно. Вот гигантская тень загородила окно.
Сразу стало темно.
С глухим ударом оно опустилось на подоконник, сложило крылья, зашаркало лапами по камню. Потом пересело на балку, поддерживающую колокол.
Это была птица — большая птица с хохлом на голове.
Кувырок съежился в углу, прижался изо всех сил к стене. Он словно в капкан попал — судорога страха сжала тело. Но заяц помнил, зачем тут находится. Он смотрел на Убоище во все глаза.
Хищник ел. Он раздирал на части чье-то тело — уже не разобрать было чье. Он держал в когтях ком кровавого мяса, рвал его громадным горбатым клювом.