Ему стало стыдно, что у него такой брат. Даже после всего произошедшего Ярослав вел себя так, словно он король и пуп мира. Ему ни капельки не было стыдно.
— Единственный идиот тут — это ты. Только ты можешь быть таким нежным романтиком, пускающим слюни на ту, которая течет от меня, — злорадствовал младший из Колесниковых.
Женя на его злорадство не ответил. И правильно сделал. В этот момент Мирослава объявила о своем присутствии резким хлопком двери. Оба обернулись. Женя — с надеждой, а Ярослав — с ухмылкой.
— У тебя кровь, — заметила Григорьева и двинулась в сторону братьев, но вопреки ожиданиям Ярослава она остановилась рядом с его братом. — Губа разбита. Я могу обработать.
— Не стоит, ничего страшного, — Женя с лаской посмотрел на девушку. Он ужасно по ней соскучился. — Как ты тут оказалась? Чего пришла?
— Боже, как же на вас тошно смотреть, — сплюнул в мусорное ведро кровь и уже собирался уйти Ярослав. Но передумал. Он тоже испортит брату всю малину. — Знаю, ты меня не будешь слушать, но постарайся. Ты говорила, что я тебя обманывал? Я не единственный лгун в этом помещении. Спроси у Женька или Женечки, как ты там называешь своего друга из интернета? Вон, мой братец точно знает, ведь это он создал страницу Женька. Правда ведь, Жень? Ты же не станешь врать ей, да?
Колесников-старший сглотнул. Не так он собирался рассказывать ей правду. А ведь собирался. Хотел уже, потому что знал, что правда может ее расстроить. Ярослав — кретин. Зачем? Ему стало завидно, что Мирослава беспокоилась не о нем? Сейчас он как никогда ненавидел своего брата.
— Это правда, Жень? — в глазах Миры теплилась надежда на то, что ей не наврали снова.
Он кивнул. Хотел объясниться. Подошел ближе, но Григорьева отошла. Выставила руку вперед. Зачем? Снова ложь? От того, кто ей сейчас казался истинно близким человеком? Она ведь душу ему обнажала в переписке, а он ей нож в спину? Просто притворяется?
— Господи… Я ведь. Я ведь тебе говорила всю правду. Думала, что ты — это кто-то другой. Что у меня появился такой друг, какому я могу без стыда говорить все вещи, а ты… Ты просто притворялся другим человеком. Почему?
Ей стало дурно. Она прислонилась к стене, схватившись рукой за сердце. Видимо, стресс давал о себе знать, проявляясь теперь болью в самой важной мышце. Ей все врали. Ее мир состоял из лжецов и подлецов. Как теперь жить дальше? Было ли что-то настоящее в этом мире? В тех людях, что ее окружали?
— Мира, я не притворялся, я был настоящим. От и до, я соврал лишь в одном моменте, когда говорил, что поехал в командировку. Все, что я там говорил, было правдой. Абсолютно все.
Внутри у Жени разливался огонь. Ему стало стыдно. Он не хотел ей врать. Не хотел, но врал. Притворялся, пусть и не полностью, но ведь делал вид, что он — совершенно другой человек. Колесников снова предпринял попытку подойти к Григорьевой, но она замотала головой и выбежала из кабинета.
— Добился своего? — укоризненно посмотрел на ухмыляющегося Ярослава.
— Не мне, так никому, — просто ответил младший из братьев и покинул старшего.
Всего пять минут на принятие решения. Пять чертовых минут. Он не думал. Делал. Выбежал на улицу, надеясь, что Мирослава все еще там. Не ошибся. Она сидела на скамье и плакала. Обняв себя за колени, содрогалась в рыданиях. Женя ненавидел себя за то, какую боль ей причинил. Тихонечко сел рядом.
Потемнело. Небо незаметно окрасилось в серые оттенки. Тучки собрались прямо над ними. Небо плакало вместе с Мирославой, так решил Женя.
— Малышня, прекрати, прошу тебя, — осторожно начал он, коснувшись кончиками пальцев ее ладони. — Прости меня. Я дурак. Я не должен был так с тобой поступать. Но я делал это только потому, что хотел быть ближе.
Она молчала. Больше не плакала. Слушала. Пыталась понять, реально ли ему можно верить? Или это очередная ложь? Как ей теперь ему верить? И что это еще такие за благие намерения — хотел быть ближе? Зачем?
— Ты врал мне, чтобы быть ближе? Ты совсем дурак? Зачем?
Отдернула руку и отодвинулась.
— Да, дурак. До чертиков влюбленный в тебя дурак. Дурак, который просто хотел ощущать рядом ту, которая пробуждает в нем самые нежные чувства, хотя бы в виртуальном чате. — на эмоциях выпалил Колесников. — А что мне было делать? Ты видела только Ярослава. Ты не замечала ничего. Я, черт возьми, не мог просто сидеть и ждать, пока мой брат проебется. Я хотел быть с тобой. Хочу. Всегда буду хотеть. Каждым атомом, каждой молекулой, частичкой себя, потому что люблю тебя. Безумно сильно тебя люблю.
Гром нарушил возникшую между молодыми людьми тишину и отрезвил Мирославу. Она прокрутила в голове все то, о чем они говорили с Женей в чате. Девушка брата, которую он любил, — это всегда была она. Она сама же давала ему советы о том, как ее заполучить. Он говорил ей правду в чате, пока она, как слепая, верила в любовь Ярика. А он мучился.