— Отдай то, что мне принадлежит, — повторялБык, принимаясь за другую голову. Черные пальцы обвивали его тело, проникалипод кожу, расходясь чёрными венами. Воин дрожал от поступавшей в него силы, нопродолжал своё дело. Он не мог остановиться, не мог бросить Кинжал Душ ипотрошил тело Когноса так, как охотник разделывает свою добычу. Чёрная кровьлилась Быку в рот, в глаза, в уши и он жадно её принимал. Обсидиановое лезвиеКинжала Душ зажглось красными, древними знаками и тоже хищно впитывало кровьсвоей жертвы. Одна из голов Когноса лениво шевельнулась, крохотная рука резкоподнялась и ударила язычника по руке, где тот держал Кинжал. Оружие вылетело издрожащих рук Быка, но он, в припадке овладевшего им возбуждения, даже не заметилэтого. Разорвав остатки Когноса, Бык раскинул руки к небу и крикнул:
— Хвала тебе, Владыка Молний! Я лишу жизни их всех! —Он рассмеялся и чёрные молнии, переливаясь багровыми тонами, взвились в воздух,окружив своего хозяина.
Бык рассмеялся ещё больше. Теперь он стал непобедимым.В нём текла сила вождей «Сварога», «Даждьбога», «Перуна», а теперь он смоговладеть буйной силой древнего демона! Он чувствовал, как мощь течёт в нём, какона расширяется в его теле, как она возбуждает его душу. Эта сладость — сладость от убийства; от победы; отпоглощённой мощи; пьянила его и Бык смеялся. Он видел, как мир склоняется передним, как Каменные Демоны бегут от его ярости, а мощь его множится.
— Я спасу тебя, Бушуй, — пообещал себе Бык, — теперьни один Ворон меня не остановит.
«Пора разобраться с этими букашками, которые путалисьу меня под ногами во время битвы».
Бык, расплываясь в улыбке чудовища, обернулся,ощущая как жар чёрного пламени исходит от каждой клетки его тела. Он ужесобирался взяться за свою секиру, чьё лезвие почернело от пролитой крови, каквдруг ощутил холодный поцелуй, угодивший ему прямо в сердце.
— Ты? — Голос вождя дрогнул, и Бык отшатнулся,рухнув в снег.
Питавшая его сила, наполнявшая все его члены, словновода, полилась в другое русло. Он чувствовал, как мощь его покидает, какдесятки поглощённых им душ кричат и молят о спасении, как древний демон тихошепчет свои проклятия и как он сам, Бык, растворяется среди этого потока.
«Нет, — крикнул он душам, плывшим в чёрное,скалящееся лезвие Кинжала Душ, — я должен… Я не могу! Пустите!»
Но тело его ослабло, глаза потеряли блеск, и могучаягрудь последний раз вдохнула свежий, лесной воздух. Перед глазами могучеговождя сидел его сын и горько плакал, обхватив тело отца маленькими ручками.
— Я люблю тебя, сын… — Бык положил руку на спинусыну и крепко прижал его к себе. Он хотел сказать что-то ещё, но увидел чёрнуюфигуру, в маске птицы.
— Ублюдок, — прошипел Бык и потянулся к секире,которая лежала рядом, — ты обманул меня… Я убью тебя, сучий выродок! Не трогай!Не трогай моего сына!
Ворон посмотрел на вождя и только сказал:
— Теперь он мой.
Тьма утопила последние краски света.
Глава XXVI. Волчий вой
Илий недоверчиво смотрел на Старого Волка серымиглазами, скребя свою жиденькую чёрную бородёнку.
— Значит, теперь я — лидер «Князя»? — Он отпил изстарого советского гранёного стакана. «Князь» пусть и был крупнейшимдивизионом, но отнюдь не самым богатым. Отборные ублюдки или зелёные новички вего рядах, приближённость к огромному лесу, именуемым «Язычником», постоянныенападки лесных отродий на каждое звено так называемого «Змея» делали «Князь»скорее не элитным дивизионом, а кучей разношёрстных человек, в огромномколичестве, но с крайне паршивым качеством. Всё это новоиспечённый игумен Илийпрокручивал у себя в голове, внимательно оглядывая Старого Волка. — Непрельщает меня эта должность. Найдите другого.
— А тебя и никто не спрашивает, — холодно сказалАкела, докуривая сигарету. — Кир доверял тебе, ты был его правой рукой и в«Князе» нет никого опытнее тебя. Избирать кого-то извне крайне сомнительноерешение. Если же ты хочешь отказаться, то изволь, но нам придётся созватьСвятой Синод для разрешения этого вопроса.
По спине Илия прошёл холодок, когда речь зашла оСиноде. Почти все решения этого органа сводились к тому, что осуждённого либобросали в «Лёд», либо ссылали в «Князь». Учитывая, что второй факт исключался,перспектива предвиделась печальная.
— Хорошо, я приму на себя управление, — сдался Илийи залпом опустошил стакан. Жгучая жидкость протиснулась по горлу, а в грудипотеплело, — полагаю, мне не стоит знать, что случилось с Киром? — Он вперилсвои серые глаза в Акелу.