(5) — муж/хозяин
(6) — "соловей"
Глава 10
Наутро Крому было неловко за то, что наговорил накануне. Зачем вывалил всё на Ригеля, непонятно. Тому и своих горестей хватает. Он попытался сказать об этом, но Ригель отмахнулся и перевёл на другое. Разговоры он теперь затевал самые разные.
— Когда черёмуха зацветает, знаешь, почему холод настаёт? — спросил как-то. Кром знал баснь про это, но решил послушать и Ригеля.
— Почему?
— Однажды один загорский парень решил жениться. Звали его Ольша, жил он небогато…
Всё так, думал Кром, только не ваш Ольша, а наш Белослав. В остальном же было похоже, один к одному. Он сказал об этом Ригелю, тот осердился.
— Это наша баснь!
— Нет, наша.
— Нет! Нет!
Ни один не уступал, и они затеяли весёлую возню, покуда Ригель не запросил пощады. Мир скрепили поцелуем, всё равно дело шло к вечеру; потом долго не засыпали, гадали, почему так схожи басни, которые пересказывают в разных весях.
Другой раз спорили об охоте.
— Рыбу. Рыбу надо класть.
— Да как рыбу, если мясо? Всегда на приваду баранину беру.
— Ну и дурак. Мясо можно миновать, а рыбу не обойдёшь. Она на весь лес пахнет.
— Почему тогда охотники говорят…
— Ты кому больше веришь, каким-то там охотникам или мне?!
— Тебе, тебе…
Днём солнышко выглядывало из-за туч всё чаще. На взгорках снег отступил, в воздухе запахло прелыми прошлогодними травами. Лёд на Неряди напитался водой, стал совсем синий. И как-то в конце Зимобора пошёл дождь. Был он нудный, серенький, но сразу становилось ясно, что не пощадит, сожрёт остатки ноздреватого снега, смоет с земли изношенный зимний покров.
В один из этих дождливых дней Ригель сел на лавку и завёл совсем уж странный разговор.
— Вот говорят: правда богов. А какая она?
Кром, перебиравший за столом гречку, удивлённо посмотрел на него.
— Как это «какая»? Законы, которые чтим, и есть правда.
— Так не все же по ним живут.
— Значит, не видать им Верояни после смерти.
— Подумаешь. Кто знает, что там, после смерти, — пробормотал Ригель. — А я и вовсе в Вероянь не собираюсь.
— Что так?
— А чего там делать? Ходить да лазоревые цветочки нюхать?
— Цветочки не цветочки, а и Невь(1) тебе едва ли по нраву придётся.
— Не понравится, так перекинусь да убегу, — отшутился Ригель. Помолчав, начал опять: — Гляди… Если все должны чтить правду, то почему тогда боги не сотворили эту Вероянь повсюду? Зачем дали людям свой мир?
Кром пожал плечами. На такой вопрос только боги и смогут ответить.
— Значит, — не унимался Ригель, — человек может выбирать?
— Вестимо, может. Но если выберет неправильно…
— Да-да, — Ригель досадливо отмахнулся. — Правильно, неправильно…
Остаток дня так и просидел надутый, только к вечеру отошёл.
А наутро выкатилось солнце. Горячее, яркое. Оно оглядывало омытую дождём землю, заботливо ощупывало пальцами-лучами все уголки, будто спрашивало: «Ну как вы тут без меня? Ладно ли отзимовали?»
С натопленной печью в избе было даже жарко. Ригель с утра шастал босиком, в одних штанах. Глядя на его спину, исчерченную белыми полосами шрамов, Кром наконец полюбопытствовал:
— Откуда?
— А, это… — Ригель плюхнулся рядом на залитую солнцем лавку и блаженно прищурился, греясь в лучах. — Раньше я частенько в Заречье бегал, к девкам.
— К девкам???
— Ну да. Первый раз ненароком вышло. Я перекинулся в рощице, а одна молодка меня, нагого, углядела. И не забоялась. Не сразу понял, что с ней делать, ну да потом разобрался. А там и другие пошли, я пронюхал, куда они по ягоды гуляли.
— Да как они не испугались?
— Ты же не испугался, — усмехнулся Ригель. — Да и не перед каждой я перекидывался. Так, вроде: молодец, неместный, любопытно. Ну и плёл я им там чего-то, что ученик ведуна или ещё что. Девки, им бы только уши развесить. Дома-то скотный двор, мамка строгая, да жених, какого родители предрекут. А им и другого хочется, тоже, чай, живые. Но я никого не неволил и силой не брал, не думай.
Кром ошалело помотал головой. Так он о Ригеле не думал, конечно. Но каков прохвост! Обгуливал себе зареченских девок и в ус не дул.
— И долго ты так?
— Да нет, с лето. По осени в лесу холодно стало, и я сдуру сунулся в село к одной, — Ригель поморщился. — Услышали нас. Поймали. И тут я сглупил ещё пуще — перекинулся.