- А ты не поишься слухов, которые пойтут, если нас уфитят? – я накинула на себя накидку и стала застёгивать пуговицы, что с непривычки лапами было делать неудобно.
- Большинство лис приняли человеческий образ жизни, а сейчас уже ночь. Лучшего времени сбежать уже не будет. Да и лучше слухи, чем суровая правда.
- А пропажа твоей нефесты?
- Скажем, что ты передумала в последний момент, - с этими словами он надел мне на голову капюшон и сам застегнул последнюю пуговицу. - Держи голову опущенной.
Мы вышли из комнаты. Шли быстро. Я часто спотыкалась, ведь ещё не привыкла к новому телу. Ходить на одних подушечках лап, как все лисы, было труднее, чем я думала, а хвосты показались вдруг тяжёлыми.
Каждая секунда этого побега казалась вечностью. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Я чувствовала запах ночного мороза, но мне не было холодно. Я бы потерялась, как и в день побега из дома, если бы Доминик не тащил меня за лапу в неизвестность, пока я смотрела лишь под ноги, не решаясь поднять глаза.
Путешествие было долгим и безмолвным. Мои лапы уже болели, когда я наконец оказалась на краю леса. Ещё чуть-чуть - и мой дом.
- Я буду присылать тебе стрижей, чтобы ты не так за меня волновалась, - наконец, подняв лапой мой подбородок, заговорил лис.
- Хорошо. Натеюсь, что это бутет нетолко.
- Я тоже надеюсь. Кстати, если немного потренируешься, заговоришь, как раньше.
- Стань хорошим прафителем.
- Постараюсь.
- А теперь фозфращайся ф сфой клан, чтопы тепя не спохфатились. Я тожтусь рассфета отна, заотно потренируюсь. Не фолнуйся за меня.
- Береги себя, сестрёнка.
- И ты сепя, - я обняла его на прощание.
Так закончился наш последний разговор. Мы расстались, не имея не малейшего понятия, как расхлёбывать ту кашу, которую заварили вместе.
Глава 10 Зверь из страшилок
Уже конец марта, но всё ещё ночью трещит мороз. Если сесть, я быстро замёрзну, если начать ходить, лапы снова начинали болеть. Рядом с Домиником я чувствовала, что должна быть сильной, должна его поддержать, но тут, наедине со своими мыслями, хотелось просто заплакать, но моё новое тело этого не умело.
Идти домой и стучать в дверь, было страшно после всего того, что я натворила. Как мне теперь просить прощения и разрешения принять себя снова? Такую меня уже нельзя выдать замуж. Я гожусь только на роль домашнего животного.
Страх заставил меня принять решение дождаться рассвета. Пытаясь отвлечься, от горестных мыслей, я начала тренироваться говорить. Моё прежнее тело могло произносить сложные для лис звуки, от чего остались смутные воспоминания, которые помогли мне понять, как это делать сейчас.
До рассвета пришлось ждать несколько часов. В это время я то бродила у опушки леса, то, когда лапы снова начинали болеть, присаживалась на поваленное дерево и всё время говорила, повторяла слова и фразы со звуками «б», «в», «г» и «д». И когда небо посветлело, а я стала мёрзнуть даже в движении, у меня начало получаться говорить почти, как раньше.
В доме уже должны были проснуться. Собравшись с силами, я направилась прямо туда. Залаяла собака, что заставило меня вздрогнуть. Она меня не узнала. Кто меня теперь вообще узнает, и кто поверит?
Прежде, чем я успела постучать, дверь сама открылась. На пороге стоял отец, и раньше казавшийся мне большим, а в тот момент выглядевший великаном, в чьей тени, поместился бы не один десяток таких, как я. Он недобро посмотрел на меня и буркнул, пошевелив усами:
- Чего надо? Ваш вожак тут давно не живёт.
- Я… я…
Я просто потеряла дар речи. Те слова, что я репетировала до рассвета, вылетели у меня из головы от этого сурового взгляда.
- Долго собираешься дом мне морозить? Вы ж лисы не знаете, что такое холод.
- Я знаю, - вздохнула я, решившись наконец сказать самое главное, - ведь… я же Грета.
- Что? - отец поднял бровь и скривился, от чего показался мне ещё страшнее.
- Я раскаиваюсь и прошу прощения, что сбежала. Примите, пожалуйста, меня обратно.
Сказала. Наконец-то сказала. Теперь от меня мало, что зависит.
Несколько мгновений прошло в молчании. Я слышала только собственный частый пульс, бьющий в уши.