После того, как я решила, как её называть, я поняла, что до сих пор сижу. Я поспешила встать и выти из-за стола. Стилистка молча за этим наблюдала, а потом строго заявила:
− Нет, так совсем не годиться. Ты, лисичка моя, выглядишь, как помойная собака. Быстро в баню, сушиться и расчёсываться, а потом уже будем думать дальше, как сделать из тебя ангелочка.
После этих слов, она быстро вышла, не давая мне ничего осознать. И зачем только приходила? Сказать, что я слишком грязная, чтобы сыграть роль посланника двух богов? Я это и так знаю. Как можно выглядеть идеально после валяний на тюремном полу?
Сразу после стилистки в комнату вошла моя служанка:
− Я провожу вас в купальню, − почтительно сказала она, протянув мне длинную в пол накидку.
Без лишних вопросов я накинула её и вышла из комнаты вслед за девушкой. Мы долго петляли по незнакомым дворцовым коридорам, где-то пустым, а где-то украшенным огромными картинами и величественными статуями, пока я не почувствовала запах сырости и мыла.
Мы спустились в полуподвальное помещение с большими запотевшими окнами под потолком и длинными скамьями. Деревянные стены выглядели промокшими, а в воздухе висела лёгкая дымка пара. Здесь мне предложили раздеться. Собственно, из одежды на мне были только накидка и ночная сорочка, какие надевала на ночь Мелиса, подражая людям, и которую выделила и для меня в первый мой визит во дворец.
Дальше оказалось большое помещение на подобие общественной бани с такими же большими запотевшими окнами и более густой завесой пара. Странно, что кроме нас там больше никого не оказалось.
− А где все? – удивилась я.
− Сейчас это место только для Вас. Посторонним людям не надо знать, что белая лиса жива.
Я промолчала, но мысленно с этим согласилась. Моё существование должно быть секретом.
Для мытья мне не пришлось напрягаться, тёрла меня моя же служанка, делая это так старательно, казалось, что она меня затрёт до дыр. Но я уже не возражала. Наверное, ей так приказали. Шерсть божественного посланника должна ведь светиться от белизны. Мыло, кстати, пахло какими-то цветами и маслами и пахло на столько сильно, что в носу чесалось. Так что мойка превращалась в пытку, которую я выдержала с трудом и уже сомневалась, хватит ли мне решимости сыграть свою роль.
После долгого и утомительного мытья меня, завёрнутую в полотенца на столько, что были видны только глаза, снова проводили до моей комнаты. Тут мне можно было отдохнуть и обсохнуть под солнцем и ветерком у открытого окна. Но и сохнуть пришлось не долго, ведь полотенцем меня обтёрли тоже с большим усердием.
Затем служанка расчесала меня. Вот это было единственным приятным. Я поняла, что чувствуют собаки, когда и чешут, и почему они это так любят.
− Вот теперь ты выглядишь почти что подобающе, лисичка моя, − заявила пришедшая к концу вычёсывания госпожа Де Хром. – Теперь давай быстрее примерять платье и репетировать, ведь твой выход уже через пару часов.
− Что?! – я резко обернулась к стилистке, ведь до этого сидела к ней спиной. Гребень больно полоснул меня по уху, но на это я почти не обратила внимания. Меня шокировала новость, что сыграть свою роль мне придётся так скоро.
− А что ты хотела, дорогая? − хитро улыбнулась Де Хром. – Твоё появление должно быть символичным. А что у лис самое символичное? Конечно же хвосты. Пять твоих хвостов – пять дней и четыре ночи ты была «мертва», − женщина показала пальцами кавычки. – Скоро наступит пятая ночь, на которую ты воскреснешь, изобразив единства Света и Пламени…
Глава 36 Чудо
− … мои дорогие последователи света, кем бы не являлась белая лиса, она была чудовищем хуже, чем вся их лисья братия вместе взятая, ведь посмела носить цвет нашего Бога, − читал свою проповедь верховный епископ с помоста, под которым столпились верующие.
Проповеди летом обычно велись на улице, ведь внутри храма было невероятно душно, от чего слабые физически часто падали в обморок. Богослужение в этот раз затянулось, ведь уже догорал последний лучик красного закатного солнца. а к городу подступали сумерки, от которых сердце начинало биться чаще, ожидая чего-то мистического. А ему как раз было суждено свершиться в эту ночь.