— Ну, Глеб, ты даже не понимаешь, какая она хорошая! Она совсем не похожа на других девчонок. Они все ябеды и задавалы… А эта — ни капельки… Ты видел бы, какая у нее коса!
— Слушай, дай спать!
Димка был явно обижен непониманием друга. Но ему почему-то больше всего хотелось, чтобы его счастье разделил именно Глеб. Конечно, к Сухомлинову он был неравнодушен давно, но сейчас, казалось, он просто не мог без него жить.
— Слушай, вице-сержант, ну какой ты приземленный!
— Ты хотел сказать «от земли»? — зевая, засмеялся Глеб. — Тогда валяй дальше.
Обиженный Димка ушел на свою кровать и зарылся под одеяло.
«Влюбленный дурак, — подумал про него Глеб, — к тому же цену себе набивает».
В чем-то вице-сержант был прав: Димке Разину нравилось видеть на себе пытливые и заинтересованные взгляды ребят; он был уверен, что ему завидовали, и это усиливало его любовные переживания…
Да и Глеб тоже… Хочет казаться равнодушным, даже подчеркнуто равнодушным, но не может же он быть таким толстошкурым на самом деле! И этот наверняка завидует… Димке страстно захотелось, чтобы Глеб собственными глазами увидел Машу, — вот тогда разговор будет другой…
Завтра суббота, намечается увольнение в город. Димка подкрался к Сухомлинову, глядя на него в упор своими ласковыми кошачьими глазами.
— Ты слыхал, у Сани Вербицкого день рождения?
— А мне-то что — меня не приглашали! — пожал плечами Глеб.
— Но я-то знаю, что тебе хочется.
— А если нет?
— Я уже договорился с Саней. Только, ради Бога, не отказывайся, когда тебя пригласят. Ради меня, Глеб, ради меня, понял.
Сухомлинов осклабился:
— Разве что ради тебя…
…Вербицкий, моргая пушистыми ресницами, не замедлил пригласить Глеба. Ради приличия вице-сержант немного поломался, но, видимо, был польщен приглашением Сани. Они тут же стали соображать насчет магнитофонных кассет: неплохо бы сбегать к киномеханику — к одному из братьев Парамоновых, Тарасу. Братья-близнецы в роте пользовались уважением — они хорошо разбирались в магнитофонных записях, да к тому же у них был доступ к училищной фонотеке. Сане хотелось побольше рока, и Глеб, предвкушая удовольствие от субботнего вечера, пообещал расшибиться в лепешку, но кассеты достать.
Ровно в восемь, выскочив из трамвая, Сухомлинов и Разин были возле четырехэтажки, в которой жили Вербицкие. Стояли, неловко переминаясь у подъезда, в ожидании кого-нибудь еще из своих ребят. Чтобы снять напряжение, суворовцы в таких случаях закуривали, медленно всасывая сигаретный дым. Но Глеб не курил, да и Дима особо не баловался. Спас подбежавший приятель Сани из первого взвода, Игорь Верютин. На его тонком нежном лице игриво бегали глаза.
— На чем застопорилась машина, братцы?
— Да вот, — процедил насмешливо Глеб, — ботинок жмет. К добру ли?
— К добру, — подмигнул фартоватый Игорь, оглядывая их чистенькое, наглаженное обмундирование. — И чего это вы вычистились, как на парад?
— Говорят, там девочки…
И ребята шумно затопали по лестнице на второй этаж. Дверь открыла мать — сама Вербицкая, дородная, но подвижная женщина, одетая в облегающее платье с кружевным воротником. Раскрасневшаяся от кухни, она кокетливо улыбалась маленькими блестящими глазками.
— Ох, вы мои защитнички, проходите, проходите, вас давным-давно девочки ждут… А Сашенька сейчас придет. — И она как-то незаметно нырнула на кухню.
Из большой комнаты, гостиной, вышла Маша, хрупкая, тонкая, как настольная ваза, с красным цветком, кокетливо воткнутым в заплетенную толстую косу. Она мельком — чуть-чуть вздрогнули пухлые губы — взглянула на смутившегося Глеба.
— Сестра Саши, вам известного. — И улыбнувшись Димке, смело потащила его в другую комнату.
Через открытую дверь Глеб увидел двух сидящих на диване угловатых девочек, со скукой рассматривающих журналы.
— Это наши, — спокойно заявил Игорек, — так что, Сухомлинов, не дрейфь!
Девчата и правда были свойские — легко вступили в разговор, обрадовавшись что наконец-то появились «мужчины». Перезнакомились быстро, и каково же было удивление Глеба, когда в одной из девиц он узнал Анфису Рублеву, дочку физика по прозвищу Рубль, с которой он когда-то встречался на училищной дискотеке. Он помнил, как физик, взяв его за плечо, суховато сказал: