Выбрать главу

— Я так рада его видеть, — добавила она, изливая злость в сарказм. — А ты, Эмма?

— А я нет, — поспешила ответить подруга.

— Он что, сюда идет? — громким шепотом спросила Лючия.

Эмилиано быстро шел вперед, сопровождаемый возмущенными взглядами папенькиных дочек и завистливыми — папенькиных сынков. Он разрезал толпу как тень, которая вытягивается, когда отрывается дверь и кто-то входит в дом. Кто-то, кому Грета не верила ни секунды.

— Пойдем отсюда.

— Да! Оставим их одних! — подхватила Лючия.

— Нет, мы уйдем все вместе, втроем, — уточнила Грета.

— Но мы же так все испортим.

— Нет, так мы избежим новых неприятностей.

— Но почему?! Это же романтично!

— Если ты еще раз произнесешь это слово, я тебя поколочу.

— Уф-ф-ф… Что плохого в том, чтобы быть романтич…

Грета решительно закрыла ей рот рукой.

— Добрый день, — поздоровался Эмилиано со всеми, не сводя глаз с бледного безупречного лица Эммы. — Можно мне поговорить с Эммой?

— Нет, — ответила Грета.

— Да, — ответила Эмма.

— М-м-м-м, — промычала Лючия.

— Я тебя слушаю. — Рыжеволосая не двигалась с места.

Эмилиано, надеявшийся остаться с Эммой наедине, был застигнут врасплох. Но он был не в том положении, чтобы устанавливать в этой игре свои правила. Сняв одну перчатку, он сунул руку в карман куртки и вынул что-то, зажатое в кулаке. Потом взял руку Эммы и разжал кулак:

— Держи.

В ее ладонь скользнуло что-то маленькое и тонкое. Она сомкнула пальцы, сплетая их с пальцами Эмилиано. Они посмотрели друг другу в глаза. Всего один миг, в который все вокруг перестало существовать. Были только они и их руки. Горячие. Не желавшие размыкаться никогда.

Потом она вдруг почувствовала холод — от тонкой нити, мурашками пробежавшей по ладони. Знакомое ощущение. Металл и царапина. Эмма вырвала руку и разжала пальцы. На ладони лежала ее золотая цепочка.

Она в растерянности смотрела на Эмилиано, не зная, что сказать.

Он провел пальцем по ее лицу. Остановил взгляд на ускользающем рисунке веснушек и попрощался.

— Он что, уходит? — удивилась Лючия.

Эмма молчала. Она была рядом — и далеко. Она осталась прикованной к руке Эмилиано.

— Эмма?! — с негодованием позвала Грета.

— Да, — ответил Эммин рот.

— Даже не думай, поняла?!

— Да.

Пустой взгляд, ровный голос.

— Ты меня слышишь?

— Да.

Она ничего не слышала.

— Я не знаю, что тебе еще сказать.

— Скажи мне, что с твоей ногой, — очнулась Эмма, вернувшись к подругам.

Грета даже не взглянула на нее. Резко отвернулась и захромала к школьной ограде. Потом отвязала свой голубой велосипед и уехала.

— Я думаю, она поссорилась с Ансельмо.

— Не знаю. Грета не умеет ссориться, — вслух рассуждала Эмма. — Видела? Она даже со мной сейчас не смогла поссориться.

— Точно. Она не умеет спокойно разговаривать. Разве только когда ей совсем плохо. Обычно она или начинает драться, или уезжает на своем велике. Хотя в итоге это без разницы. Два разных способа сделать одно и то же: сбежать.

Лючия произнесла монолог на одном дыхании, словно долго над этим размышляла и сейчас наконец пришло время сказать всю правду.

Эмма смотрела на нее с восхищением. Застенчивая Лючия впервые говорила с такой уверенностью. Эмме показалось, что в этом есть что-то очень важное и очень красивое. И еще — что Лючия говорила и о ней тоже.

— Все бы ничего, — заметила она вслух, переведя взгляд в пространство, в котором исчезли сначала Эмилиано, потом Грета, — но только рано или поздно ты встречаешь человека, от которого не хочется бежать.

— Молчи, — начал Шагалыч, входя в мастерскую.

Его руки сжимали руль гоночного велосипеда, переднее колесо которого было совершенно разбито. Обод прогнулся внутрь под прямым углом, отчего круг принял какую-то странную, совсем не круглую форму. Рама тоже несколько изменилась, а причудливо скрученная вилка наводила на мысль о довольно жестком лобовом столкновении.

— Я выполнял новый прыжок. Мощнейшая вещь. После таких прыжков все молокососы смотрят на тебя как на гуру.

Ансельмо взял в руки ключ-«звездочку» и открутил внешнюю втулку свободного хода.

— М-м-м, — прокомментировал он, погруженный в свою работу.

— Я назвал его «Прыжок ягуара». Потому что, когда ты находишься в воздухе, ты должен принять кошачью позу. Вот так.

Шагалыч выгнул вперед грудь и опустил голову, впившись пальцами в руль.