Никита, скинув с себя пальцы Алены, щелкнул замком и, войдя внутрь квартиры, проворно закрыл дверь. Она трезвонила до тех пор, пока он не отключил звонок — следом верещала и молотила кулаками. Угрожала, обвиняла во всех грехах, клялась покончить с собой или исписать его дверь ругательствами. Никита врубил душ, залез под обжигающую струю воды и шум перекрыл вопли Алены. Он бы впустил её, но не сейчас — сейчас ему хотелось одиночества.
Неужели все женщины такие, как она или Саша?
Впрочем, нет. Они обе поломаны. Алену сломал аборт, Сашу — травма. Они — уже не люди. Пустые оболочки, наполняющиеся злобой.
Можно ли вернуть тех, прежних девочек с наивными глазами? Или уже поздно?
Никита представил, как сейчас корчится Саша, как ревет, поджав колени к груди. Как ей мучительно больно и страшно. И наверняка одиноко даже с Егором.
Ему захотелось поехать к ней, встряхнуть и заставить жить.
Но он смог задушить этот порыв на корню.
31.
Егор не дома, но нестерпимо воняет его одеколоном. Тугой запах, крепкий, перенасыщенный. Его слишком много. Меня тошнит, но иначе, нежели день назад. С Егором пора расстаться. Разрушу его мир покоя, но не его вина, что он — пешка в игре, которую я проиграла. Проиграла, ведь Никита даже не стал меня добивать. Он способен на извращенное сострадание, а я — нет.
Обычно меня раздражает уют в квартире Егора. Даже когда я въехала сюда с тремя чемоданами шмоток, здесь было чистенько. У каждой вещички своя полочка, белье разложено по ящичкам, те подписаны. Неужели холостяк способен забыть, где валяются его носки?! Я добавила в размеренную жизнь Егора хаоса. Порою забываю скинуть туфли или, раздеваясь, складирую одежду на стуле. Он ворчит и просит делать «правильно», но от самого этого слово — пра-ви-ль-но — меня воротит. Обычно, но не после двух ложек крепкого успокоительного, которое я купила в аптеке по пути домой. Мне уже не хочется повеситься или перерезать вены одним нажатием лезвия.
Определенно, нам следует порвать друг с дружкой.
Бездумно листаю Ирин профиль в социальной сети. Великолепная женщина, которая за два года оторвалась на десятилетия вперед. Знала что-то, и старалась жить на полную катушку. Вот она на слоне в Индии, вот в Китае, окруженная обезьянками. В фешенебельных ресторанах и клубах, попивая коктейли с экзотическим названием или дорогое вино. Ира меняла платья, скупала украшения. У неё не осталось любительских фотографий; она стерла подростковые снимки, едва смогла позволить фотосессию у фотографа, который берет пять тысяч рублей за час съемок.
Мамочки, какая же она живая на этих снимках! И в сети была всего-то час назад.
До меня доходит медленно. Невозможно! Час назад мы неслись по мокрому асфальту к Лере. Совпадение или… Ира жива?! Я набираю раз за разом номер её телефона — длинные гудки, срывающиеся в пустоту. Вою, обхватив плечи и впившись ногтями в кожу.
Конечно, я наивная дура. Сколько раз бывало, что я целый день не имела возможности выбраться в интернет, а в статусе значится «онлайн»? Да миллионы. Ира мертва. Окончательно и бесповоротно.
Но где её тело?
Из раздумий выводит матушкин звонок. Отвечать или забить? Добавить мать в черный список и никогда больше не слышать её скрипучего голоса? Кто она мне, в самом деле? Ладно, последний шанс.
— Сейчас же приезжай! — В голосе матери истеричные нотки. Она вешает трубку, едва я открываю рот для вопроса.
Укол в сердце, не хватает воздуха. Мать никогда не зовет меня к себе просто так. Неужели случилась какая-нибудь трагедия и наверняка по моей вине? А вдруг Вадика похитили и требуют выкуп или угрожали маме?
Да, ни с матерью, ни с братом у меня не сложилось теплых чувств, но они — моя семья. Всё, что осталось. И если ними произойдет беда — я себя не прощу.
Такси подъезжает спустя пять бесконечно долгих минут, за которые я успеваю представить десятки мучительных сцен пыток. От успокоительного пошатывает, и на нетвердых ногах я добираюсь до машины. Водитель осматривает придирчиво, даже с презрением. Считает меня пьяной идиоткой, которая посреди недели едет к какому-нибудь бывшему, чтобы излиться ему в плечо от бесконечной любви? Или мне так кажется?
Расплачиваюсь. Выбегаю. Хромая нога вновь подводит. Падаю как подкошенная. И так, стоя на одном колене, и реву от бессилия.
В окнах маминой квартиры горит свет — мне туда. Меня ждут. Меня попросили срочно приехать.
Тогда
32.
Для ужина Саша нарядилась в белое платье по колену и напоминала… невесту. Подошла к ожидающему у машины Никите, вся такая невесомая, легкая, в босоножках на завязках. Мазнула поцелуем в щеку. Аромат духов впитался Никите в кожу. Он стряхнул наваждение.