— Вот так брюлик!
А Саша тогда лишь посмеялась:
— Да это стеклышко, вы чего!
И теперь она представляла, как тяжело мать Никиты перенесла потерю. Саша пока не знала как ударить, но чем — сомнений не было.
Оставался лучший друг детства и единственный, отношениями с которым Никита дорожил. Но тут Саше помогло чудо (видимо, кто-то на небесах поддерживал её месть). Саша сидела за ноутбуком Никиты, когда пришло сообщение. Алена, некогда девушка, а нынче законная жена Серого, спрашивала, что подарить тому на день рождения. И непонятно зачем, но Саша пролистала их диалог наверх. Выше, ещё выше. Скучные однообразные диалоги, поздравления, вопросы, ответы. И вдруг! Бомба!
Она начала планировать детали своего маленького спектакля.
Иногда казалось, она проколется. Не выдержит. Выплюнет всё, что скопилось, и уйдет, не в силах больше бороться. Но после Никита вел себя издевательски мило, точно влюбленный до одури мальчик, и в Саше вновь загоралось пламя.
Когда же Никита заподозрил неладное в частом молчании, опущенном взгляде и напряженной спине, то списал всё на болезнь.
— Саш, ты в порядке? — Никита дотронулся ладонью до её лба. — В последнее время сама не своя.
— Я обдумываю один сюрприз, — произнесла та наигранно весело.
— Ты моё чудо, — он коснулся губами её виска.
Маленькая девочка в Саше тогда захныкала: пожалуйста, хватит, пусти его в свое сердце, пусть всё будет как раньше. Но взрослая Саша, эта несносная хромоногая девица, знала, как раньше не будет уже никогда.
Сейчас.
41.
Напиться бы, но в баре, кроме супер-элитного коньяка, привезенного отцом откуда-то из зарубежья десяток лет тому назад (и потому хранимого семьей как зеница око) и сладкого ликера, ничего не было. Никита придирчиво осмотрел и то, и другое, но отставил подальше. Коньяк этот он пообещал себе открыть по какому-нибудь особенному случаю, а такого не было — просто навязчивое желание уйти в запой. Ну а сладкое пойло он вообще алкоголем не считал. Никита так и сидел около бара в глупой надежде обнаружить на пустых полках что-нибудь третье.
Две прошедшие недели он восстанавливал себя. По кусочкам, по осколкам возвращал своё лицо и имя. С матерью более-менее помирился, с Серым — тоже. Институт — ерунда, поступит заново. Вот работу жаль, но там ошибок не прощали.
Каждый чертов день он порывался набрать номер Саши, чтобы узнать, жива ли она, здорова, как её состояние — но одергивал себя. Она ему жизнь испортила, а он будет с ней сюсюкать как с маленькой? Что за дурость!
Или всё-таки открыть коньяк?..
Назойливая трель заставила подняться, взъерошить волосы и, придав лицу нормальное выражение, открыть дверь. Даже не подумал заглянуть в глазок. А зря.
На пороге высилась Аленка. И, наверное, Никита бы захлопнул дверь быстрее, чем она сделала шаг, если бы не бутылка водки, которую жена Серого вытянула перед собой.
Никита развернулся и жестом пригласил Алену внутрь. Судя по тому, как она ввалилась в квартиру, бутылка водки уже початая. Не снимая туфель, она поцокала за Никитой. Тот достал две рюмки и, усадив шатающуюся «фею» на пол, разлил водку поровну. Накромсал пять бутербродов и вернулся с закуской к молчащей Аленке, которая бездумно ковыряла паркет. Опустошил рюмку одним глотком. Жар пронесся по телу. В горле заскребло, но кусочек хлеба смягчил огненный вкус.
— Теперь начинай, — разрешил Никита.
— А что начинать? — Аленка села по-турецки, взяла рюмку, но пить не спешила. — Я вообще-то всегда любила тебя, ты в курсе?
Необычное начало разговора. То ли пьяный бред, то ли нежданная искренность.
— Лет с десяти, наверное. — Жена Серого облизала губы со смазавшейся помадой. — Я и в компанию вашу пошла ради тебя, но так уж получилось, что приглянулась Сережке. Ну и черт бы с ним, подумала я, замучу с Серым, а ты потом сам одумаешься… Но любила-то тебя одного. Никит, я ни с кем, кроме тебя, не изменяла.
Она икнула. Никита поморщился.
— Угу, я почти тебе поверил.