Кэтсуэ в ответ только неловко кивнул.
Холодно и влажно, хотя на термометре ноль градусов. Снега почти нет, и озеро не замерзло, она надела угги, наверное, первый раз за последние несколько лет. Угги в городе — удел тинэйджеров и слишком уж уверенных в себе женщин, потому что никакие представления о фэшн не убедят Лизу в том, что это красиво. Но сейчас она уверена в себе и на мнение остальных ей почти наплевать. Здесь в Белладжио она почти стала своей, всего за три недели, которые в этом сонном месте тянулись как три месяца. Лиза жила в роскошном отеле, и из окон ее спальни открывался вид на мрачную водную гладь и снежные пики по берегам. Горы были прекрасны везде и всегда. Вот интересно, Корнилов катается на лыжах? Если да, то совсем скоро он направится в Альпы, в свое прекрасное шале и будет от нее совсем близко, но она не должна о нем думать. Корнилов — это прошлое, а жить прошлым — удел неудачниц.
Лиза накинула пуховик — увы, ее любимые меха в этом климате и в этой обстановке были не слишком удачным выбором. Шубу она надевала лишь, когда ездила в Милан — прекрасный город, который Лиза полюбила еще больше. Конечно, она получила возможность сделать заказы для своего будущего магазина, несмотря на то, что период, когда они официально были возможны, истек еще полтора месяца назад. Fendi, Giambattista Valli, немного Gucci и Valentino, а еще Balmain, Paco Rabanne и Mary Katranzou. Идея обретала новые краски с каждым днем — ничего банального и современного, не магазин с манекенами и вешалами, а особняк с гостиной, библиотекой, столовой и каминным залом, нежные пастельные оттенки от цвета слоновой кости до жемчужно-розового и серо-сиреневого, изящные бархатные диваны и высокие, обрамленные французскими завитушками зеркала, а среди всего этого великолепия — роскошные наряды, туфельки, сумочки, колье — все то, за что каждой приличной девушке и жизни не жалко. Лиза сделает так, что абсолютные must have вещички будут у нее даже раньше, чем в Париже, Лондоне или Милане. А еще она обязательно научит московскую тусовку любить прекрасные шелка и кружева с озера Комо. Лиза повязала яркий шарф и надела шапку — шапок она раньше тоже не носила, но сейчас слишком боялась заболеть. Она была будущей мамой уже целых 14 недель, и ее состояние постепенно становилось заметно окружающим — Лиза не хотела ничего скрывать, ей хотелось поделиться своей радостью с окружающим миром, хотя, конечно, в свете последних событий, заставивших ее спешно уехать из Москвы, это было не слишком разумно. Тот страшный вечер, попытки дозвониться до Алексея, абсолютно нереальные фразы о том, что ей грозила смерть на собственной кухне, жестокие слова Корнилова, слова, которые она заслужила, слова, сказанные самым дорогим голосом на свете. Отъезд, страх, надежда, чего больше? — все-таки надежды. Все эти недели ее неотступно сопровождали еще более мрачные мужчины, ненавязчиво, так что не только окружающие, но и сама Лиза забывала о них. Так было нужно, сначала она боялась каждую минуту, потом страх притупился, сменился прежней радостью будущей жизни, за которую она несла самую большую ответственность на свете.
Лиза вышла из комнаты: легкий обед, прогулка вдоль озера с обязательным заходом в тот чудесный кружевной магазин, где ей подарили надежду, потом переговоры по скайпу с дизайнером, который делал для нее дизайн-проект магазина, а вечером поездка в Милан. Ее приятельница Стефания — региональный директор Pinault-Printemps-Redoute, компании, контролирующей Gucci, Botega Venetta, уговорила-таки Лизу присоединиться к небольшой вечеринке в честь дня рождения дочери. Лиза была рада надеть красивое платье и оказаться там, где не нужно опасаться увидеть Корнилова, услышать о нем или, наоборот, не увидеть и не услышать.
Глава 24
Управляющая компания холдинга готовилась к IPO на Лондонской бирже, на одном из крупных предприятий, семьюдесятью процентами которого владел Корнилов лично, разгорался корпоративный конфликт, в Стокгольмский арбитраж подал иск архитектор Ван Эгеррат, недовольный тем, что Moscow Building отдала его проект жилого комплекса на переработку другому специалисту — Алексей каким-то образом контролировал эти процессы, вникал в детали, высказывал свое мнение и требовал его неукоснительного воплощения в жизнь. Все эти проблемы составляли его повседневную жизнь, и было довольно просто погрузиться в них так, чтобы времени и сил не оставалось ни на что другое, но он не погружался, оставляя небольшой запас и времени, и сил на мысли о Лизе. После того, как почти неделю назад Алексей прочитал письмо Василия Петровича и увидел фотографии, что-то сложилось в его голове, словно недостающие части паззла заняли, наконец, свое место. Тогда семь лет назад Лиза была беременна от него. Вот так просто — она провела с ним ночь, пережила ужас неудавшейся беременности и боли, отчаянную категоричность новости о невозможности в будущем иметь детей, а он даже не помнил ее лица. Тем утром с Настей в расслабленной атмосфере своей квартиры, читая e-mail, Алексей не верил своим глазам. Неудивительно, что Василий Петрович прежде, чем отправить это письмо, пытался поговорить с ним. Глупо и неуклюже, словно издеваясь над ним, на экране мерцали строки: «На корпоративном празднике по случаю встречи 2004 года Елизавета Максимовна познакомилась с Вами. Это подтверждают фотографии во вложенном файле. С Вами же ушла с вечеринки. По сведениям бывших коллег, ни до этого праздника, ни после она ни с кем не встречалась. Во время нахождения в больнице ее никто не посещал. Сотрудница мед. персонала сообщила, что вскоре после того, как пришла в себя после операции, Елизавета Максимовна на вопрос, не нужно ли известить отца ребенка, сообщила, что это была новогодняя ошибка, а потом вообще отказалась обсуждать этот вопрос».
Было что-то сюрреалистичное в прочтении этих строк про себя самого — словно человек, потерявший память, Алексей узнавал о событиях своей жизни от кого-то постороннего, вот только амнезией он не страдал, и оправдания себе не видел. Он помнил ту вечеринку в «Брокер инвесте», куда его пригласили как одного из лучших клиентов и приятеля одного из директоров. Отличные ди-джейские сеты, море шампанского и молодых полных жизни людей, искренне верящих, что финансовые рынки — вновь обретенное Эльдорадо. Корнилов и не знал, что в инвестиционной компании так много ярких и эффектных девушек. Его внимание привлекла одна — миниатюрная белокожая брюнетка со строгим каре, ничего не значащий разговор и в противоположность ему многообещающие улыбки, несколько бокалов шампанского, даже не танец, а мерное покачивание друг напротив друга. Потом они, кажется, где-то сидели и пили кофе, а затем вполне закономерно оказались в его квартире. Она была девственницей, это он отлично помнил, как и свое удивление. Уж где-где, а в Москве встретить подобное Алексей и не думал. Вечер, ночь — ничего особенного, приятное времяпрепровождение для него и избавление от ненужного груза наивной девушки для нее. Кажется, он даже проводил ее домой. Тогда Корнилов не придал этой ночи никакого значения, в конце концов, таких ночей было достаточно в его жизни. В то время Алексей был одержим идеей создания бизнеса в Японии, приобретением драгоценной земли в том районе, который сейчас принято называть московской «золотой милей», а женщины лишь вносили разнообразие в его и без того полную событиями жизнь. Конечно, тот факт, что он стал первый мужчиной для нее, казался приятным, но не больше. Корнилов искренне верил, что девушка сама выбрала его для решения своей затянувшейся проблемы. Вот как-то так.
С фотографий на него смотрела Лиза, а, может, и не она. В этом милом тонком лице еще не было той чарующей притягательности, что являлась отличительной чертой его Лизы. Волосы чуть короче плеч лишали ее загадочности, а большие глаза смотрели на мир жизнерадостно и, кажется, наивно. Алексей видел себя рядом с той, другой Лизой, он чокался с ней бокалом, а на другом снимке покачивался в нехитром танце.
Конечно, это была Лиза, и вечером в ресторане, и ночью у него дома, и даже утром, когда они вместе пили кофе. Только она не оставила ни малейшего следа ни в его памяти, ни в душе. А вот он оставил даже не след, а шрам и в ее сердце, и на ее теле — Алексей отлично помнил тот побледневший рубец, который она закрывала нежнейшим французским шелком.