Выбрать главу

— Если ты хотя бы согласна об этом подумать, я сделаю тебе формальное предложение, но сразу могу сказать, что оно будет гораздо привлекательнее того, что тебе давала «Весна», — Стефании вдруг захотелось закончить этот разговор, дать Лизе время и возможность принять правильное решение.

— Да, я согласна. Я буду думать, — кивнула Лиза, понимая, что подруга дала ей отличный шанс сделать небанальный ход.

— Ну а теперь собирайся, — Стефания поднялась с дивана и направилась к двери, — Убей этого финансового зануду лимонным кружевом, а в новогоднюю ночь выгуляй Delpozo — оно шикарно, как и ты.

И Лиза сделала все именно так, как сказала Стефания, — провела очаровательный вечер с Бруно, вернувшись в свой отель в начале второго ночи, когда Рождество уже наступило, а в новогоднюю ночь сияла золотом длинного платья под сводами отеля Chateau Monfort, радуясь звону бокалов, смеху нарядной толпы и взрывам фейерверков за окном. Она боялась рождественского вечера и предвкушала новогоднюю ночь, но от каждого из этих событий получила максимум из того, что было возможно. В сочельник они с Бруно неспешно гуляли по городу, наблюдая, как сияющий снег сглаживает серые краски усталого города. Укрывшись полами длинной шубы и сунув ноги в ставшие привычными угги, Лиза с восторгом каталась на фиакре, глядя на неспешно проплывающие фасады зданий и улыбающиеся лица прохожих. Чуть позже они зашли в маленькую, словно игрушечную часовню, чтобы услышать удивительной красоты службу, прикоснуться к празднику, а через него — к сказке. Во время ужина не было ни напряжения, ни неловкости — только тихое обаяние потрескивающих поленьев в камине, прекрасной еды и внимательного, нежного мужчины рядом с ней — мужчины, который мог бы стать чьим-то счастье, а постепенно становился ее надеждой.

Новый год был совсем другим — ярким, шумным и полным какого-то безбашенного веселья, но для Лизы он был менее важен, чем Рождество. Она, кажется, начинала принимать правила этой страны, где двадцать пятое декабря было гораздо важнее тридцать первого.

В перерыве между праздниками, когда город затаился в ожидании новых гуляний и фейерверков, Лиза бродила по его узким улочкам, думая о том, хотела бы она жить здесь, растить ребенка, строить карьеру? Милан постепенно открывался ей — переулки и дома, великолепные виллы и церкви в самых неожиданных местах. Лизу поразила крохотная улочка — via Lincoln — с уютными двухэтажными коттеджами, увитыми плющом, — редкое место для большого и шумного города, но сама она быстро поняла, что хотела бы жить на via Alberto da Giussano, в месте, поразительно напоминающем Нью-Йорк: с одной стороны — аллея, с другой — элегантные фасады. И она действительно могла здесь жить, не оглядываясь по сторонам, не боясь, когда всплывет прошлое, когда в поле зрения попадет Корнилов с очередной пассией, а то, что он попадет в Москве, сомневаться не приходилось. Вспоминая ужин с Башмаковой и сравнивая его с вечеринками, на которые ее приглашали Стефания и Бруно, Лиза понимала, насколько комфортнее и проще ей с новыми знакомыми, с которыми она могла быть самой собой, а не неким образом, придуманном или навязанном ей в Москве. И все чаще и чаще всплывала мысль, а так ли уж она хочет, чтобы Алексей знал о ее ребенке, вернее, о том, что ее ребенок также и его. В той ситуации, в которой они расстались, среди нагромождения недоговоренностей и лжи, скрыть его отцовство было довольно легко, гораздо сложнее было бы убедить его в нем. И, может быть, даже лучше, что в ту страшную ночь в Москве Корнилов наотрез отказался от встречи с ней.

Неспешно и томно тянулись первые недели после Нового года, а потом вдруг каникулы завершились, и жизнь вошла в привычное русло. Стеф, как и обещала, сделала свое предложение, и оно было более чем достойно, гарантируя тот уровень дохода, которого Лиза только надеялась достичь, когда магазин заработает в полную силу. Работа в Милане давала финансовую стабильность, сохранение собственных средств, спокойное завершение беременности и первые месяцы рядом с малышом, которых она была бы лишена, затевая собственное дело. А еще Милан был именно тем местом, где Лиза была готова начать все заново.

Она приняла предложение Стеф, вот так однозначно зачеркнув свою московскую жизнь и московские планы, утешая себя тем, что решение остаться в Италии необязательно звучит как «навсегда». И сразу стало как-то легче, и хотя Корнилов не ушел из мыслей совсем, он сдвинулся в тень, где ему было и место.

Лизу переполняла кипучая энергия — нанятые еще в Москве для подготовки бизнеса к запуску юристы готовили документы о расторжении договоров кредита и аренды, а сама Лиза закрывала вопросы закупок для «Весны», чтобы, уведомив собственника, которым стала компания Корнилова, быстро и безболезненно передать дела. Она завершила все, касающееся заказов, в Милане, но вот с парижскими контрактами, возникли проблемы, и Лиза понимала, что нужно ехать туда, потому что расстаться со всем, связанным с Москвой, хотелось как можно быстрее. И еще обязательно нужно было встретиться с Катей, рассказать подруге обо всем, что она решила.

Перелет Милан-Париж, ночь в отеле на Елисейских полях, улаженные проблемы, три часа до самолета в Цюрих, а оттуда к Дорофеевым в Сент-Мориц. Лиза заканчивала свой обед в прекрасном ресторане La Tour d'Argent — утка с брусничным соусом и ягодные тарталетки с вербеной, так вкусно, что хочется закрыть глаза и отдаться радости вкуса, открыточный вид на остров Сен-Луи и огромный почти дикий кот, важно восседающий возле стойки у входа. Идеальный вечер в Париже — вечер, когда она впервые ощутила себя почти свободной от Алексея. Машина уже стояла у входа, Лиза попросила счет и достала из сумки I-Pad, чтобы проверить, нет ли задержки ее рейса. Экран приветливо моргнул, открылась рабочая страница: РБК, последние новости, котировки и курсы валют, а в центре — фотография покореженного разлетевшегося на две части автомобиля, первая мысль: «Какой ужас! Вряд ли кто-нибудь жив!», хлопья пены, человек, катающийся по земле, вверху надпись «Российский миллиардер разбился в Ницце».

Глава 27

Это не могло быть правдой, но было ей — Корнилов горел заживо под моросящим дождем серого французского неба, а Лиза просто смотрела, не понимая, как такое может быть.

Это не он, не Алексей, ни за что и никогда! Только не Корнилов, кто-то другой, кого тоже жалко, но не так, что разрывается сердце и не хочется даже дышать! И вообще, почему они фотографируют вместо того, чтобы помочь?!

Алексей Корнилов, Ferrari Enzo, не справился с управлением на влажной дороге, борется за жизнь в реанимации, бывшая с ним пассажирка отделалась легкими ожогами. Набор ничего не значащих слов, кроме одного — борется за жизнь. Значит, жив! Жив, он должен быть жив!

К столику Лизы подошел официант забрать счет, огромный сытый кот встал и потянулся, девушка за соседним столом громко рассмеялась, и мужчина взял ее за руку. Наверное, первое свидание, максимум второе, — вскользь подумала Лиза. Как они могут радоваться и дышать, когда ее мир почти разбит на части? Как жизнь может продолжаться, если она не знает, что с Алексеем и увидит ли она его когда-нибудь. Конечно, увидит! По-другому не может и быть. Лиза встала из-за стола, схватила свое пальто в гардеробе и вышла — ее телохранители ожидали возле машины.

— Нужно срочно поменять билеты, мы летим в Ниццу, — хрипло произнесла Лиза, садясь на заднее сиденье.

— Елизавета Максимовна, это не согласуется с планом, — заговорил один из них.

— Меня не волнуют ничьи планы! Алексей попал в аварию в Ницце, я еду к нему, — отрезала она, и никто не попытался возразить.

Мир грозил рухнуть. Все прошлые несчастья, когда, казалось, что жизнь кончена и ничего хорошего уже не будет, были детским разочарованием по сравнению с тем, что происходило сейчас. Разве сможет она жить, зная, что Алексея нет, что он не встретится ей на светском приеме и не обвинит в обмане и лжи, никогда не дотронется до нее со страстной лаской, не нахмурится устало, засыпая едва коснувшись головой подушки, не возьмет на руки своего сына или дочь? Разве сможет она жить в мире, где нет его?

Она должна быть рядом с ней, так проще, ей — не ему. Понимать, что есть надежда, первой узнать, что случилось самое страшное, и она больше никогда не увидит, не почувствует…