Девушка ощутила, как на ее глазах навернулись слезы. Впервые за долгое время, это были слезы искренней радости. Она со всех ног бросилась к отцу в объятия. Внешне они совершенно не были похожи, Адель была копией своей матери, а вот характер... Здесь она переняла отцовские черты. Наверное, поэтому танцовщица чувствовала особую связь именно с ним. Она крепко обняла своего родителя, и почувствовал аромат одеколона, что отдавал нотками хвойного леса и сочных трав. Девушка всегда любила этот запах, он ассоциировался исключительно с детством.
— Папа, — прошептала Адель, глотая сладкие слезы и крепче прижимаясь к родителю.
— Дочка, — он нежно поцеловал ее в щеку, и танцовщица ощутила, как приятно колется щетина, почему-то стало смешно.
— А где мама и Эрика? — Адель внимательно посмотрела в добрые карие глаза своего отца.
— В доме, готовятся к твоему визиту.
— Я так хочу их увидеть. Теперь я никуда от вас не уйду. Мы так долго находились в разлуке, но ничего, мы наверстаем упущенное. Обязательно наверстаем, будь в этом уверен.
— Что же ты такое говоришь? — отец изумленно посмотрел на свою дочь, словно она говорила несусветную чушь. — Тебе нужно будет уехать. Он же там совсем один, а оно знаешь, как бывает в жизни, одиночество может и до беды довести.
Адель ровным счетом не понимала, о чем и ком ей говорит папа, но она не решилась стоять на своем.
— Может, пойдем на качели? — предложила девушка. — Помнишь, как ты меня раньше катал? Подождем, пока мама и Эрика подготовятся.
— Отличная идея.
Адель шла под руку с отцом и чувствовала, как подол совсем легкого платья развивается у ее ног. Она ощущала себя такой счастливой, как никогда прежде. Сев на качели, девушка кивнула отцу, и он начал ее раскачивать. Распущенные волосы танцовщицы то и дело лезли в глаза, но это совсем ей не мешало. Всё было, как и прежде, а это самое главное.
— Нужно сказать маме, чтобы она тебя обязательно подстригла, — внезапно заявила Адель.
Отец убрал одной рукой со лба свою уже отросшую челку и смущенно улыбнулся.
— Да, ты как всегда права.
— И всё же, может, пойдем в дом?
— Нет, тебе туда еще нельзя.
— Ну почему? Мне безумно хочется побывать в своей комнате.
— Твоё время еще не пришло, — папа вмиг посуровел и одним резким движением остановил качели.
— Почему ты сразу начинаешь злиться? — растеряно спросила Адель, вставая на ноги.
— Потому что, рано тебе, ясно? — он схватил дочь за плечи и больно встряхнул ее. — Рано, понимаешь? Рано! — глаза налились кровью, и отец со всей силы ударил Адель по лицу.
Танцовщица резко пришла в себя и часто заморгав, посмотрела перед собой. Вместо отчего дома и залитой солнцем лужайки девушка обнаружила темную и сырую камеру с голыми бетонными стенами и холодным полом. Облик отца растаял и на его месте появился какой-то незнакомый мужчина лет тридцати. Темные волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб с глубоким вертикальным шрамом, что начинался от границы роста волос и тянулся до самой брови. Карие глаза пристально смотрели на Адель, а на тонких бледных губах мелькнула ядовитая ухмылка, от которой стало не по себе.
— Очнулась, наконец, — произнес незнакомец и выпрямился.
Танцовщица осмотрела себя и поняла, что сидит связанная на стуле. Веревка больно впилась в нежную кожу рук, а босые ноги настолько замерзли, что она их даже не чувствовала.
— Где я? — настороженно спросила Адель, стараясь освободиться от пут на своих запястьях.
— Над нами — полицейский участок, а здесь — камера пыток, — совершенно спокойно произнес человек.
Танцовщица опасливо осмотрела помещение и убедилась, что здесь они одни. Это наблюдение вселяло немного уверенности. Если только получится высвободиться, то есть все шансы вырубить этого незнакомца.
— Для камеры пыток здесь уж очень пусто, — произнесла Адель, не переставая пытаться освободить руки.
— Мне не нужны посторонние предметы, чтобы выбить из людей правду, — самодовольно заявил человек.