Октис прошла внутрь магазина, словно не замечая Воронея в стороне, уложила ножи на дальний стол. Купец с племянником направились на сцену – сообщать еще не разошедшейся толпе, что причиной ее нежданного удовольствия стали именно они и их замечательный магазин, «который обязательно откроется завтрашним утром». Князь остался стоять снаружи – у него не было золотого, чтоб требовать свой нож обратно. Музыканты в это время тихо встали и направились очередью в нутро магазина. Вороней видя, что Октис находится на взводе, посчитал, что она просто взволнована, и танец для нее еще не окончился. Но, когда все музыканты оказались внутри, она выбрала самого крупного из них, налетела и врезала кулаком аккурат ему в нос. Выбор был правильным – остальные музыканты, ошарашенные столь неожиданным обращением с ними, не бросились защищать своего друга.
– Ок.. Аса, что ты делаешь?! – Возмутился один лишь Вороней.
– А что?! – Взревела она. – Ты же сказал, что разрешишь мне поколотить кого-нибудь.
– Но мы же про актеров договаривались!
– Эти типы в третьем и четвертом подходе сбивали такт и меняли скорость. Намеренно! Чтобы я прокололась и резанула по себе. – Она повернулась к поверженному музыканту. – Говори, собака, это купец вас надоумил так шутить?! Он кровь мою потребовал?!
Музыканты причастность купца так и не подтвердили. Но ошибка в ритме действительно была – так они мстили зарвавшейся танцовщице. Которая не подошла и не познакомилась с ними до танца, не обсудила ключевые места в их общем выступлении. Был ли к этому причастен купец, она так и не узнала, но решила впредь колотить музыкантов не после, а до выступления.
Казалось, они были больше не на Тверди – в другом мире. Теперь – верхом на каменном хребте – это чувство взяло верх над Октис. Хотя, по ее мнению, ему следовало проявиться гораздо раньше. Ведь и Донный лес так же оставался чуждым ее представлениям о Тверди землепашцев. Но он был лишь переходом в этот мир. Чем-то временным, заведомо странным и опасным. Теперь лес раскинулся бесконечным морем в ее ногах. Ветер волновал верхушки болотных деревьев. Безмолвие убаюкивало тревогу. Путников обдавали свежие и холодные порывы. Иногда доносился стойкий запах болот, но вольной ведущей был приятен этот аромат именно сейчас – в вечерней свежести.
– Стало холоднее. – Заметил Гордей, когда Мать приблизилась к закату. – Как на западе. Значит, мы уже близко.
Он поежился, потер локти и заискивающе посмотрел на спутницу.
– Уж не про костер ты на меня смотришь? – Покосилась она.
– Ну, ты же видишь, что погода уже не та.
Октис огляделась. Холодный ветер тревожил ее. Полдня она шла с надеждой, что все изменится, хотя ничто на то не намекало. У них должна быть ночевка – им понадобятся все силы, чтобы продолжить путь вперед. Но холод грозился забрать последний остаток у неподвижных тел – вместо того, чтобы дать передышку.
– Значит так. – В дело вступил ее командный голос. – Вон в той расщелине устроим ночлег. Туда – костер. Здесь буду я, а здесь – ты. Иди на тот склон и собирай хворост. Без листьев. Я пойду на другой.
– Нет. Мы вместе. – Твердо заявил Гордей. – Зачем я показал тебе карту и пошел с тобой? Зачем отдал все деньги, что у меня были? Терпел всю эту боль от зелени, пока ты неумело скрывала улыбку? Чтоб я пошел за трухлявыми палками, и меня сцапала просто так неведомая тварь с болота? Я не отойду от тебя далеко – даже не надейся. Хотя бы так, чтоб мы видели и слышали друг друга.
– Ну и иди за мной, прилипала. – Усмехнулась Октис. Она сбросила сумки в ноги и стала спускаться со склона. – Тут камни покрепче будут. Но лучше проверяй что под тобой. Ветки бери сухие и много. Прогорят они быстро, а бревна рубить у нас возможности нет.
– Сподручнее нам быть ближе во время ночевки. Тогда тепла меньше уйдет.
– Ха! Как вчера захотел? И это после того, как я тебя измазала? Держался бы сам подальше. Так нет – еще и предлагаешься грелкой.
Надо отдать должно сопляку, – думала Октис, осторожно спускаясь к первым засохшим кустам, – он осмелился вступить в Донный лес и по прошествии пары дней все еще был жив. Он слаб, болен, но тащит на себе эти червивые книжки. Ему бы стоило умереть от стыда после того, как я истратила на него весь остаток мертвой воды. А он продолжает умничать, дерзить и лосниться, будто я ему подружка сердечная.
– Скажи, ты когда-нибудь был с женщиной? – Спросила она, когда оба приступили к выворачиванию веток старого куста.