– День добрый, если он еще может быть таким. Что происходит? Откуда вы идете?
– Не иди в город. – Дед сразу перешел к делу. Его голос не был уж таким старческим, но усталость и тревога брали свое. – Поворачивай и езжай обратно.
– Что в городе?
– Войска в городе. Они подошли ночью и к утру заняли город. Все, кто смог, ушли – с предместья и крайних домов. Остальные остались там – с солдатами.
– Это что – война?
Кулон был фактически пограничным городом. Хоть и маловероятно, но армии западных царств могли все же пробиться через южную тропу.
– Я не знаю, как теперь звать это… – Вздохнул старик.
– Почему?
– Это были наши…
– Кто наши? – Уточнила она, уже догадываясь что к чему. – Эдрийцы? Эдрийцы заняли эдрийский город? Что в этом такого?
Старик не нашел, что ответить, и молча продолжил свой путь. Кричать ему в след Октис не собиралась. Для расспросов она выбрала следующую женщину чуть старше себя:
– Почему армия вступила в город? Что они там делают?
– Судят. Они там всех судят…
Судят, значит… – Октис вспомнилось змеиное прошлое. Когда-то для нее было привычнее находиться по другую сторону противостояния – не с этими людьми. Но теперь что-то требовало от нее решить за кого она сейчас: за жителей, которые покинули свои дома или остались терпеть над собой суд, либо за армию, которая, как и она когда-то, вершила над виновными свое представление о законе.
– В чем они виноваты? В чем вы виноваты?
– Это церковь… – Сказал уже поравнявшийся с ней мужчина с ровной черной бородой.
– Что?
Он остановился перед всадницей. Ему давно хотелось выговориться, но никто из сопровождавших его не хотел говорить и тратить на это силы.
– Это все из-за Прямого Писания. В городе стало слишком много иносказателей. Слишком много людей их слушали. Трудно уже было разделить Писание от других слов. Слишком уж все было вместе. А потом церковь решила наставить людей и разделить прямое отнепрямого. Но их не стали слушать. А потом на площади повесили троих: ведущего городской стражи и двух монахов. Только один из монахов был другой – не совсем он…
– Ведающий?
– Да. Эти – другие. А потом церковь, которая закрылась и не желала впускать людей, которые не следовали прямому пути, они… ее открыли и… всем открыли, все вынесли…
Октис хмыкнула. Церковь, иносказатели – ей хотелось очутиться в другом мире, подальше от всего этого.
Кто-то из знакомых мужчины подошел к нему сзади, положил руку на его плечо и увел с собой, бросив на всадницу взгляд исподлобья. Иногда Октис забывала, что по-прежнему носит отличительные приметы эдрийского перволинейного, что множество людей их вполне способны распознать, но сейчас ей об этом напомнили. Она отъехала в сторону – в поле, перескочив заросшую высокой травой канаву.
Да, даже если Октис в этом деле примет сторону эдрийской армии, это никак не поможет ей впереди. Она была одна. Она была женщиной – к сожалению, все еще привлекательной. Она была богата – хотя бы уже одним седлоногом. И речи не шло идти теперь рядом с тем местом, где дали волю солдатам.
Октис достала и развернула карту. Пергамент был гораздо старшее владельца: кожа подтерлась и замусолилась, но выжженные очертания дорог, городов, лесов и гор все еще служили своему назначению. На карту впритык были нанесены юго-западные земли Эдры и южные земли западных царств. Снизу дугой значилось море, которое Октис никогда не видела. Слева в нижнем углу уместился искомый Каменный лес. Дальновидный автор не стал отмечать границы государств и княжеств – лишь очертил неровной линией Твердь за Каменным лесом и выше. Однако бывшие владельцы были куда проще в обращении с его работой: очертания политических границ не раз наносились простыми чернилами, не раз исправлялись – и теперь гладкая кожа карты была покрыта паутиной многочисленных исправлений.
Согласно приобретенному недавно источнику выходило так, что дорога через Кулон была кратчайшим путем до западных земель. Оттуда шла основательная линия до западного города Переклона, перед которой расступался Донный лес. Который в свою очередь был обозначен на карте какой-то уж слишком зловещей и непроходимой стеной. Дальше от Переклона до Серчатого шла тропа через поредевшие леса. А после Серчатого значился только Каменный лес, и на том карта кончалась.