– Ты стал действовать самостоятельно. – Поняла она.
– Ага. Вот и вся история. Не так уж и много, не так уж и интересно…
Они оба замолчали. История Воронея вполне устраивала Октис. Судя по интонации, как он не подбирал слова, но говорил иногда с остановками, с печалью и сожалением, это походило на правду. Даже те моменты, в которых он явно не договаривал о своем спасителе, служили только подтверждением. Было видно, о чем он хотел рассказать, а чего избегал. Со стариком-то все для нее было понятно. Вороней вполне мог и убить его. Согласиться с новым заказчиком, разделаться и с учителем, и с клиентом старого убийцы. – Крысиные бега, в которых несообразительный игрок, ставит не на того и проигрывает свою жизнь.
Она закрыла глаза и, наконец, уснула.
Сон был мгновенный, ей ничего не снилось. Казалось, она просто уснула и тут же очнулась. Все было на прежних местах. Только свет из окна сменился с тусклого от Младших на яркий Старших. Вороней не спал, только положил руки за голову и смотрел в потолок. Октис поднялась и села на настил. Ее посетило навязчивое желание прикрыть наготу в присутствии мужчины, но она решила перебороть эту бесполезную теперь нужду.
– Где мои сапоги? – Спросила она, будто их беседа и вовсе не прерывалась на сон.
– Как где? В мастерской…
– И что им там делать?! – Она подумала, что сможет сегодня, не спрашивая, надеть привычную форму. Теперь же ее немного расстроила перспектива и дальше носить девичье платье. А вот недокомплект формы – просто напугал.
– А как ты думаешь, они будут шить тебе сапоги? По твоим – поношенным – им понятней будет. Я и сандалии тебе так подбирал. Или ты считаешь, что ноги у всех одинаковые?
– Ничего я не считаю… – Пробормотала она.
– Ладно, план такой: приводим себя в порядок, едим, потом примерка, и пока они дошивают – пройдемся по рынку и посмотрим, что можно купить здесь и продать в Загори. Не ехать же с пустыми руками?
– А та мазь, что ты говорил?
– Да, для татуировок. Надо искать. И много. Кстати, про внешний вид, – он почесал себя за бороду, – одолжи-ка мне свою бритву.
Октис достала ее и протянула мужчине.
– Так вот ты чем меня тогда хотела побрить… – Задумчиво сказал Вороней, осматривая рукоять бритвы.
– Когда? – Удивилась она.
– Когда мы меда наелись. Тебе не понравилась моя борода, и ты сказала, что у тебя есть бритва и сейчас ты меня побреешь. Только достала ты почему-то кинжал и…
– Погналась за тобой… – вспомнила она, – ну, просто у меня был в руке кинжал, и я… подумала, что я хотела его как-то… применить…
– М-м-м, у вас даже для ведущих бритвы особенные? – Он решил тут же прервать их воспоминания о приключении в обнимку с гадким медом. Вертел и рассматривал бритву. – Умудрились и рукоятку украсить. Хотя это западный орнамент. А где же змеи?
– Все правильно. Ее мне Кудр подарил, когда уходил в отставку. А Железная Гвардия, заодно с Всадниками Леса, все больше с западных окраин Эдры. А корнями – так и вовсе с запада.
– Подожди. То есть, до тебя этот старый мудак мог ею брить свои яйца? Ты не думала об этом?
– Ага, – ухмыльнулась она, – а теперь подумай, для чего она мне. Уж точно не бороду брить, в отличие от тебя. Да не будь ты таким брезгливым! Это просто металл. Очень хороший. Наши-то бритвы в основном из плохого делались: как тряпка были. Постоянно их об ремень трешь чтоб выпрямить, и все равно – кровь рекой. Казенный металл-то на вооружение шел, а на простые нужды – что осталось. Как нам начали жалование жестью платить, если у города встанем – тут же на разведку: нет ли в городе бритв получше. Все сбережения отдавали. Хотя и тратить-то нам не на что было…
– Сложности-то какие! Брились бы тогда вообще своим кинжалом…
– Ну, не очень-то и удобно. Брился б сам топором. Да хватит тебе уже! Иди, брейся!
При всех своих пробивных качествах, Вороней умудрялся ее злить манерностью и брезгливостью.
Да уж, не солдат, – думала она о своем любовнике, – и военная карьера действительно была не для него.
Глава 3
– Что, неудачный день?
Октис открыла глаза. Прямо перед ней стоял бородатый мужчина среднего возраста. Волосы у него были длинные, но он аккуратно заправлял их под небольшую шапочку. В выражении его лица было что-то ехидное, но все же он улыбался ей не без доброты и сочувствия. За его спиной виднелись затрапезная улица и отголоски скорого заката Матери. Сама Октис сидела на террасе, куда примостилась тут же с дороги, едва только дойдя.