После обеда начались танцы, и со мной танцевал сначала капитан, затем мистер Стергис. Лейтенант танцевал с миссис Инграм, потом с миссис Стергис, и после этого наконец настала моя очередь.
— Ну и тщательно же вас охраняют, — заметил он.
— Стерегут, как королевские сокровища, — улыбнулась я.
Наши ладони соприкоснулись, и у меня кровь прихлынула к щекам. Поначалу я даже взглянуть на него не смела; уже то, что мы дышим одним воздухом, казалось удивительным и волнующим. Лейтенант оказался превосходным танцором, он вел меня легко и непринужденно. Начали мы, держась на благопристойном расстоянии, однако к концу первого вальса нас неодолимо притянуло друг к другу.
— Вы очень хорошо танцуете, — сказал лейтенант.
«То немногое, что досталось от матери, — подумала я. — Темные волосы да легкие ноги».
— Вы тоже, — ответила я комплиментом на комплимент.
— А говорят, что у вас повреждена спина! Вы танцуете так, что иначе как чудом это не назовешь.
На следующий день я прогуливалась на палубе, когда меня нагнал лейтенант Леннокс и пошел рядом. Мы пробыли вместе не больше двух минут: откуда ни возьмись явилась миссис Инграм, вклинилась между нами и решительно взяла меня под руку. Так повторялось несколько дней, пока я не сообразила, что мои опекунши покидают свои каюты не раньше полудня. Тогда я начала прогуливаться рано поутру, и тут выяснилось, что лейтенант Леннокс выходит на палубу еще раньше меня.
— Разрешите составить вам компанию? — осведомлялся он, а я в ответ улыбалась и брала его под руку.
Наша молодость сделала нас естественными союзниками. Мы были точно два заговорщика, члены тайного общества «Ранние пташки», скрывающиеся от блюстителей нравов, любителей поспать с утра. Прожив три года с Томасом, я лишь теперь поняла, как мне не хватало ровесников. Очень скоро мы с лейтенантом почувствовали себя легко и раскованно. Часто, перевесившись через перила, мы показывали друг другу незнакомых рыб или птиц и пытались в шутку угадать их названия.
— Смотрите! — кричала я. — Что это?
— Африканская рыба-прыгун.
— Нет, не может быть. Она синяя и блестящая.
— Тогда это великолепный атлантический угорь.
— Чепуха. Это, конечно же, лазурная прилипала.
Однажды утром мы обнаружили на палубе целую стаю трепыхающихся летучих рыб. Они бились, подпрыгивали, задыхались в жарком воздухе.
— Их едят? — спросила я; лейтенант отрицательно качнул головой.
Тогда мы принялись их спасать: я поливала рыб водой, а он хватал их за хвост и выбрасывал за борт.
В другой раз мы видели альбатроса; он парил в высоте, и его тень скользила по доскам палубы.
Порой мы забывались совершенно и были счастливы, точно двое озорников, прогуливающих школьные уроки.
Как-то раз невдалеке показалась стая дельфинов — они выпрыгивали из воды, резвились в искрящихся голубых волнах.
— Смотрите, смотрите! — Схватив за руку, я повлекла лейтенанта к борту. — Они приплыли с нами поздороваться. — Я засмеялась от радости.
— Они такие же веселые, как вы, — ответил он.
И вдруг порывисто привлек меня к себе. Тут же опомнился, уронил руки, смущенно пробормотал:
— Извините.
Я не успела и слова вымолвить — лейтенант повернулся и стремительно ушел прочь. В тот день он не явился на обед и ужин, пропустил вечерние танцы.
На следующее утро я тщетно ждала на палубе. За обедом он снова не показался.
— Лейтенант Леннокс заболел? — поинтересовалась я осторожно.
— Он попросил, чтобы еду приносили в каюту, — сообщил капитан.
После ужина миссис Стергис постучалась ко мне в каюту. Я открыла; она застыла на пороге с крайне озабоченным и встревоженным видом.
— Входите, — предложила я, хоть и не слишком приветливо.
— Элиза, так больше нельзя, — заговорила она. — Идут всяческие разговоры.
— О чем вы, ей-богу?
— Вы с ним танцевали три танца подряд. Теперь он ото всех спрятался. Ну и что надо думать при таком поведении?
— Полагаю, речь о лейтенанте? — уточнила я.
Миссис Стергис присела на диван — пухлая, взволнованная, растревоженная. Она была всего на несколько лет старше моей матери, однако ей были свойственны дородность и почтенность, маме абсолютно чуждые.
— Элиза, пожалуйста, я вас прошу: положите этому конец немедля.
— С вашего позволения, я собиралась ложиться спать.
— Но я всего лишь забочусь о вас, Элиза! — проговорила она умоляюще.
Я указала на дверь.
— Ценю вашу заботу.