В Испании тореадор и танцовщица идут рука об руку. Оба они сражаются, бьются за жизнь и смерть, а Франсиско Монтес, отец Лолы, был храбрейшим из тореадоров Испании. Что до матери… Я родилась своими собственными усилиями — родилась в Гранаде, в цыганской пещере, из пыли, пота и огня. Сначала родилась, затем крестилась; мое имя, означающее скорбь Девы Марии, даже слишком мне подходило. Многие служанки в Испании отзовутся на имя Долорес, однако в объятиях возлюбленного Долорес всегда будет Лолой. Полное имя исполнено скорби, а уменьшительное — веселья и радости. Оно словно нарочно придумано для меня. Среди самого черного горя разве не бывают мгновения чистейшего наслаждения? Хотя я носила вдовий траур, единственной моей утратой была я сама — прежняя. Лола Монтес была существом диким, порывистым и свободным. Именно такой желала быть и я. Если ваше имя вам не подходит, возьмите себе другое. Если жизнь вас унижает и топчет, отбросьте ее и начните все заново!
После взлета — падение. После горького поражения звучит сигнал сбора. Если нельзя танцевать в Лондоне, уеду за границу. Свои будущие действия я распланировала, точно полководец — военную кампанию. Перед отъездом из Лондона я тщательнейшим образом изучила карту Европы и прочертила маршрут, куда входили все ее столицы. Я уже выступала перед королевскими особами; я сделаю это вновь. Мне живо представлялось, как распахиваются двери театров, как передо мной служители спешно расстилают красные ковры.
Разве что Эллен не пришла в восторг от моей затеи. Когда я попросила ее меня сопровождать, она потрясла головой.
— Надувайте народ без меня. Вам наскучит быть испанкой — и что потом? Дельную жизнь не построишь на прихотях и капризах. Хотите — верьте в свои собственные выдумки; а я боюсь даже думать, что с вами станется.
— Не смейте так со мной разговаривать! — возмутилась я.
— Как хочу, так и разговариваю, — огрызнулась Эллен.
Увы: правда была на ее стороне. До сих пор я от нее зависела больше, чем она — от меня, и мы обе это отлично понимали. Покусав губу, я сказала:
— Извините. Мне обидно, что вы отказываетесь, вот и все. Как же я без вас буду?
— Справитесь.
— Не передумаете?
— Нет: я собираюсь открыть магазин подержанного платья.
— Неужели? — Я засмеялась: — Уверена, что дела у вас пойдут превосходно. — Затем повернулась к карте, расстеленной на столе: — Я сколочу себе изрядное состояние, вот увидите.
— Не сомневаюсь, — ответила Эллен и с серьезным видом прибавила: — Только смотрите не очень-то отрывайтесь от земли. А деньги, знаете ли, — это еще не все.
Тут мы обе так и покатились со смеху.
— Хотя лишними никогда не бывают, — закончила Эллен.
— Иными словами, вы даете мне свое благословение?
— Считайте, что да. — И она тут же указала на платье нежного пастельного цвета: — Вон то платье вам ведь больше уже не понадобится, верно?
Накануне моего отъезда в Гамбург неожиданно явилась София.
— Хотела пожелать тебе удачи, — объяснила она свой приход.
— Кто сказал, что я уезжаю?
Она кивнула на Эллен, которая разбирала мой гардероб: в одну стопку складывала одежду, которую я забирала с собой, в другую — то, что отправится в ее новый магазин.
— С какой стати ты вообразила, будто все должна делать одна? — поинтересовалась моя подруга.
— Уж не думаешь ли ты отправиться со мной вместе?
Улыбнувшись, София пояснила:
— Я хочу сказать, что ты не одна на этом свете. Гордость тебя погубит.
— А что у меня есть, кроме гордости?
— Дружба.
— Ладно; я тебе напишу.
— Обещаешь?
Я кивнула.
— Еще поглядим, кто из нас первый остепенится, — заявила София.
Мы с ней одновременно указали друг на друга, затем рассмеялись, как девчонки.
— Не смешно! — заметила Эллен, не прекращая своего занятия.
— Конечно же, нет, — подтвердила я с широкой улыбкой.
— По-моему, я среди вас — единственный разумный человек. — Эллен похлопала по растущей стопке переходящих к ней платьев.
Глава 22
Сидя в уголке тесной уборной в Гамбурге, среди бутылочек и баночек с гримом, я решительно вела пальцем по карте Европы, прослеживая свой будущий маршрут. Мимо меня к зеркалу то и дело протискивались грудастые фрейлейн с соломенного цвета косами, рядом упражнялся в пении баритон, за костюмершей по пятам бегала противная шавка и беспрерывно тявкала.