Милан был весьма доволен результатами следствия и смог разъяснить нации, что отнюдь не сербский народ против присутствия его в стране в качестве советника короля, но жестокий организатор всего этого цирка — Россия и ее дрессированная обезьяна, радикальная партия Сербии.
Михаил с растущим беспокойством следил за развитием событий. Милан, полагая, что наконец против его врагов имеется достаточно обвинительного материала, требовал ввести в стране осадное положение, учредить военный суд, провести быстрый процесс против вождей радикальной партии и в итоге их расстрелять. Кабинет пытался сопротивляться, так как из пяти или шести версий Кнезевича, противоречащих друг другу, было невозможно выделить более правдоподобную. Андьелич, как и прежде, отказывался давать показания. Он сидел под усиленной охраной в крепости, в одиночной камере, с виду счастливый и довольный, что для человека, которого ожидала петля, было совершенно необычным расположением духа.
С каждым днем завеса тайны, окутывавшей это дело, становилась все более непроницаемой. Дело вел правительственный комиссар, который подчинялся непосредственно королю Александру. Вследствие этого доступ к материалам расследования для министров был закрыт, что, конечно, не способствовало выяснению обстоятельств.
Уступив требованиям отца, Александр распорядился ввести осадное положение и учредить чрезвычайный суд. Когда кабинет стал медлить с выполнением этих указаний, два высших армейских офицера явились к премьер-министру и угрожали ему заряженными револьверами. Против такого аргумента возражать было трудно.
С введением осадного положения последовали массовые аресты. Подземные казематы крепости были заполнены арестованными всех мастей: ищейками, двойными агентами и некоторыми выдающимися деятелями сербской политики. В эти суматошные дни Михаил часто отправлялся на корабле по Саве к Землину[56], на венгерский берег, где он мог купить запрещенные в Сербии иностранные газеты. Если хотя бы десятая часть того, что писалось в газетах, соответствовала действительности, в Белграде царил режим ужаса. В некоторых газетах сообщалось о более чем тридцати тысячах заключенных под стражу, речь шла о массовых пытках и удушениях, о страшно изувеченных арестованных, которые вследствие пыток и голода умерли, о высохших колодцах крепости, заполненных трупами изнасилованных женщин. Михаил понимал, что в сообщениях, инспирированных по всему свету русскими, конечно, много преувеличивалось, дабы дискредитировать короля Милана, но справедливости ради нужно было признать, что назначенный Александром комиссар повсеместно использует пытки, когда другие методы не помогают.
Невзирая на опасность оказаться в немилости, Михаил докладывал своему государю о сообщениях западной прессы, но убедить его в том, какое это имеет большое значение, не смог. Свое же критическое мнение о происходящем он, однако, держал при себе. Обыски в домах радикальных политиков позволили обнаружить некоторые личные письма с критическими замечаниями в адрес обоих королей и методов их правления, но никаких доказательств участия в заговоре этих людей не было. План покушения, несомненно, разрабатывала русская тайная служба, но, как и раньше, не находилось ответа на вопрос: кто был в этом заинтересован?
Вечером накануне слушания дела в суде Андьелич повесился в своей камере. Весть о его смерти прозвучала во время государственного приема в Нише в честь собравшейся там скупщины. Это был теплый летний вечер, и свита и гости собрались в парке королевской резиденции вокруг фонтанов, ожидая появления обоих государей. Внезапно из телефонной будки первого этажа вышел Александр и радостным голосом сообщил новость, которую он только что получил из Белграда:
— Префект Андьелич попросил оставить дверь своей камеры открытой, охрана разрешила это. Когда спустя некоторое время жандарм хотел закрыть камеру, он увидел, что Андьелич болтается в дверном проеме на большом гвозде. Охрана немедленно дала знать коменданту крепости, который в свою очередь немедленно информировал префекта полиции и премьер-министра. Оба поспешили в крепость. По их мнению, Андьелич покончил жизнь самоубийством, что и подтвердила судебно-медицинская экспертиза. — Не обращая внимания на недоумение своих слушателей, король продолжал: — Однако пройдемте в дом, господа, папа как раз спустился вниз. Надеюсь, вы так же голодны, как и я.