— Я наполовину сармат, — лениво проговорил он. — С материнской стороны.
Никто из его подчиненных даже не усмехнулся, невзирая на нелепость утверждения. Среди них веками не было никаких сарматов.
Но это не имело значения, поскольку не в этом был смысл заявления. Несколько мгновений все члены взвода молча смотрели на новоприбывшего.
К счастью, тот не был глупцом.
— Война проиграна, — сказал он тихо, но ясно. — Вот что я думаю, так-то.
Командир взвода ухмыльнулся:
— Как тебя зовут?
Новичок ухмыльнулся в ответ:
— Прабхак. Я знаю, звучит забавно. Это сарматское имя. Мне дала его мать.
Тут весь взвод расхохотался.
— Добро пожаловать, брат, — выкрикнул кто-то. — Веришь ли, все мы тут наполовину сарматы.
Последовал еще один взрыв смеха. Когда он утих, Прабхак спросил:
— Когда? И каким образом?
Командир взвода поглядел на солнце, которое начало садиться.
— Как только стемнеет. Взойдет луна. Это неплохо. И мы направимся к кушанам.
Прабхак поморщился, как и большинство солдат во взводе.
— Не валяйте дурака, — пробасил командир взвода. — Неужели вы хотите провести остаток жизни, прыгая по склонам, как горные козы?
Ну если смотреть с этой стороны...
— Говорят, что царь Кунгас не так уж плох, — задумчиво проговорил кто-то из взвода.
Командир невесело усмехнулся.
— Никто так не говорит. Он демон во плоти, а его ведьма-жена еще хуже. Это меня вполне устраивает. Они именно такие правители, которые помогут нам уцелеть в трудные времена.
* * *
Первая крепость в горах Виндхья, до которой добралась армия Дамодары, была покинута. Ее гарнизон сбежал два дня назад, предупрежденный местными.
Точно так же было и со второй. И с третьей.
В четвертой крепости, дальше всего от горных вершин, гарнизон остался на месте. То ли по своей храбрости, то ли по доблести начальства.
Им хватило храбрости ровно на восемь минут с того мгновения, как Шанга пошел в атаку, после чего они попытались сдаться.
Но не вышло. Рана Шанга пленных не брал.
Даже имей он такое желание, а это было не так — пока его жена и дети в Каушамби, — приказ устроить бойню исходил от полководца Дамодары.
Точнее, от императора Дамодары. Будучи простым военачальником, Дамодара отличался относительной снисходительностью по отношению к побежденным врагам, по стандартам малва. Но гарнизон крепости, который осмелился выступить против него, теперь представлял собой не просто врагов. Это были изменники и предатели.
Само собой, Шанга позволил кое-кому из гарнизона сбежать. Тоже по приказу Дамодары. Не было смысла вырезать гарнизон подчистую, если другие крепости об этом не узнают.
На следующий день армия Дамодары спустилась с гор и двинулась маршем к реке Чамбал. Чамбал — главный приток Ямуны, до места слияния с которой оставалось еще пятьсот миль к северу. От места слияния им останется пройти вниз по Ямуне еще триста миль, чтобы добраться до Каушамби. Предположительно, два месяца — если они по пути не вступят в битву, которая продлится дольше, чем описанная выше. Они просто не могут себе позволить задерживаться у крепостей по дороге.
Первая крепость, попавшаяся им по пути к реке, была покинута.
И следующая тоже.
И следующая тоже.
— Похоже, они о нас слышали, — сообщил императору Рана Шанга.
— Я предпочитаю думать, что это влияет величественная аура моего императорского присутствия.
— Да, ваше величество. Хотя я не уверен, что понимаю, в чем разница.
Дамодара улыбнулся.
— Да и я тоже, если на то пошло. А если бы понимал, то уверовал бы, что я полубог. Или бог на три четверти.
* * *
Бихарец-проходчик выпрямился.
— Они подошли близко, господин. То есть я так думаю. Трудно сказать из-за отражения звуков.
Оборот «отражение звуков» был Валентиниану незнаком, но он понял, что проходчик имеет в виду. За первым поворотом были выкопаны два коротких прохода-обманки в дополнение к тому единственному, который приводил — в конце концов — к выходу в конюшни. Бихарец слышал сложную смесь резонирующих шумов, производимых саперами малва, почти расчистившими завалы из булыжников, которые оставили за собой римляне, подорвав заряды в стенах.
— Ты поймешь, когда они преодолеют завалы?
— О да. Даже до того, как все взорвется.
Бихарец поморщился при последнем утверждении. Для того, кто провел всю свою взрослую жизнь и вдобавок добрую часть детства под землей, мысль о людях, погребенных в обрушенных штольнях, автоматически вызывала жалость и сочувствие. Будь они врагами или нет.