Царь кивнул, отпуская разведчика, и повернулся к Куджуло:
— Нам нужно послать своих солдат, чтобы произвести более-менее точный подсчет. Отправь небольшой отряд с разведчиком.
— А пока они не вернутся? Продолжать поход?
— Нет. После того, как мы гоняли их последние дни, людям нужен отдых. — Кунгас взглянул на небо, оценивая время по солнцу. — Завтра я хочу отправиться в долгий дневной переход, и он будет нелегким после нескольких часов отдыха и ночного перехода. Я хочу оказаться на том горном склоне до того, как Сати начнет форсировать реку.
Куджуло собрался уходить. Кунгас подозвал его обратно:
— Еще одно. Сейчас эта сука начнет беспокоиться, потому что мы перерезали телеграфные провода. Возьми три тысячи человек и выступайте немедленно. Оставайтесь на юге. Она пошлет разведывательный патруль. Трех тысяч будет достаточно, чтобы их отпугнуть, — но удостоверься, что привлек их внимание на юг.
Куджуло кивнул:
— А ты тем временем в ночном походе проскользнешь мимо них с севера.
— Да. Если сработает, мы поднимемся на гору напротив реки. Они не узнают, что мы там, пока не начнут переправу.
Ухмылка Куджуло была в точности такой же кровожадной, как и у патана.
— Большая армия — десятки тысяч солдат — посреди речной переправы. Все равно что застать врага со спущенными штанами. Хорошо, что ты заставил нас дождаться большого подвоза боеприпасов, пока мы не спустились с перевала Маргалла.
— Мы потеряли всего день, благодаря распорядительности Ирины, и я знал, что мы нагоним это время на марше.
— Верно. Она лучший снабженец из всех, что я видел. Тупые патаны. Будь у них хоть какие-то мозги, они бы прямо величали тебя просто «царь», а вот ее — «великая царица».
С этими словами он поспешил прочь, оставив Кунгаса размышлять над вопросом, не было ли только что нанесено оскорбление его царскому величеству.
Будучи крайне рассудительным и здравомыслящим человеком, начинавшим свою карьеру простым солдатом, он моментально отбросил эти глупые размышления. Но Кунгас понимал, что его правнук — или, скорее, пра-правнук — мог бы рассудить иначе. Вот в чем риск возведения династической родословной к Александру Македонскому и Сиддхартхе Гаутаме. Оно провоцирует резкое и стремительное падение умственных способностей в следующих поколениях династии.
Но это была проблема следующих десятилетий. А в ближайшие несколько дней Кунгас будет полностью удовлетворен тем, что сможет потрепать фланги армии, сопровождающей верховного правителя малва к предполагаемому финальному сражению.
Может быть, ему не удастся уничтожить само чудовище. Но если Кунгас прав, то Велизарий уже поджидает эту тварь ниже по течению Ганга. Он убьет чудовище, если оно уже будет ранено.
* * *
— Еще одна блестящая речь, — похвалил Джаймал.
Рядом с ним согдасно кивнул Удай Сингх:
— Я знал — я помнил — что твой хинди идеален. Но я не знал, что ты такой блестящий оратор.
Велизарий оглянулся на своих верховых спутников. За дни тяжелого похода, с тех пор, как они покинули Аджмер, в обращении Джаймала к римскому полководцу произошла некая трудноуловимая перемена. То же относилось и к Удаю Сингху.
Сперва оба они держались безукоризненно корректно. Их новый император и Рана Шанга приказали им собрать раджпутов под командование Велизария, что они и исполнили энергично и беспрекословно. Но было достаточно ясно, что под личиной вежливости таится некая враждебность.
Велизарий терялся в догадках относительно такого отношения. Оно казалось ему удивительным. Действительно, еще недавно они были врагами. Но сражения между армиями Велизария и Дамодары всегда велись в рыцарственно благородном духе, особенно по стандартам войны с малва. Он считал, что поводов к вражде не осталось с тех пор, как они стали союзниками. И уж точно не было заметно никакой личной неприязни ни у самого Дамодары, ни у Раны Шанги, когда они встречались с Велизарием для переговоров в разгар военной кампании в Персии.
Теперь, когда жесткий темп, который римский полководец задал армии раджпутов, привел их на берега Ямуны за тридцать миль к северу от Матхуры, эта враждебность, казалось, исчезла. Велизарий провел армию в двадцать тысяч человек походом на двести с лишним миль за девять дней — таким достижением раджпуты могли бы долго хвалиться перед потомками. Но римский полководец не думал, что обязан такой переменой только лишь этому подвигу, даже подкрепленному вдохновляющими речами по пути. Джаймал и Удай Сингх были хорошо образованы. Их похвалы его красноречию были сделаны с точки зрения эстетов, а не солдат.