Пока Раджив стоит перед ними, они в безопасности. Там и увидит его отец, когда появится из ворот.
Что произойдет...
Прямо сейчас. Он никогда в жизни не слышал ничего подобного. Будоражащего и устрашающего одновременно. Десять тысяч скачущих галопом лошадей, сотрясающих топотом землю, а на них десять тысяч всадников, сотрясающих криком воздух.
* * *
— Будь я проклят, — пробормотал Валентиниан.
— Говори громче! — заорал стоящий рядом Анастасий. Мир наполнился лошадиным топотом и боевыми выкриками. — Я тебя не слышу!
— Я сказал: будь! я! проклят!
Анастасий замотал головой.
— Ладно, не притворяйся! Ты на это и рассчитывал?
Валентиниан насупился. Анастасий подтолкнул его поближе ко входу в надвратную башню.
— Заходи! Не стой на дороге! Неважно, как ловко раджпуты обращаются с конями, я не желаю, чтобы меня стоптали.
* * *
К командующему обороной города прискакал курьер.
— Южные ворота! — выкрикнул он, тыча пальцем назад. — Раджпуты! Предательство! Ворота открыты! Раджпуты идут! Их тридцать тысяч! Они уже в городе!
Командующих поглядел на юг. С его позиции не было видно южных ворот. Он подходил к северным воротам, ведя запрудившее улицы войско из десяти тысяч солдат.
С севера скакал еще один курьер.
— У ворот йетайцы! Йетайцы-бунтовщики! Их десять тысяч! Их ведет сам Торамана!
Командующий поглядел на север. Северные ворота были на виду. Разница была очевидна.
— Смерть Торамане! — выкрикнул он, взмахнув мечом. — К северным воротам!
* * *
Торамана действительно был уже у ворот. Но всего с тремя тысячами солдат, а Рана Шанга вел в город десять тысяч через южные ворота.
Однако это были йетайские войска. Явно видно, что йетайские. Торамана об этом позаботился.
Командующий йетайских войск в армии Дамодары сидел на лошади и, задрав голову, глядел вверх на солдат на воротах. Очень пристально, ничего не упуская из виду.
Солдаты на стенах тоже были по преимуществу йетайцами, как донесла разведка Дамодары.
— Ну что, парни? — выкрикнул Торамана. — Все кончено, и вы это знаете! Так что же мы решим? Пойдете ко мне на службу? Выпивка, девочки, плата за выслугу?
Он вытащил меч и повертел его перед глазами, словно изучая остроту лезвия.
— Или нам навести тут шороху?
* * *
Один из йетайских солдат на стенах отвернулся, глядя на город.
— Командир на подходе, — лениво выговорил он. — Наконец-то притащился. И с ним тысячи три солдат. Те, кто поближе. А сзади тащатся еще.
Он не упомянул имя командующего. Мало кто из йетайцев в Каушамби называл его по имени. Для них он был безликой фигурой. Еще один из получивших свою должность в бесконечной карусели политических перестановок династического клана малва. В последнее время весьма небезопасной карусели.
Затем он повернулся и взглянул на командира своего взвода. То же проделали все остальные йетайцы на ближайшей стене. Офицер потер щеку.
— Зараза!
Его солдаты молча ждали.
— Зараза! — повторил офицер. Затем опустил руку и скомандовал:
— Откроем им ворота. Пусть Торамана разбирается с остальным.
Еще не дослушав приказ, три йетайца уже нырнули в башню к подъемнику.
С мечами в руках, просто на случай, если тупые крестьяне, обслуживающие подъемный механизм, вдруг начнут упираться.
Хотя, конечно, вряд ли.
* * *
Увидев, что ворота начали открываться, Торамана ухмыльнулся. Не всю же славу загребать Ране Шанге.
Он не преминул, разумеется, отсалютовать мечом йетайцам на крепостных стенах и повел свое войско в город. Все три тысячи человек, не считая курьеров, отправленных к Дамодаре со срочным донесением, что в стенах Каушамби уже две бреши.
Йетайцы на крепостных стенах также ответили подобающим салютом.
— Да здравствует новый император! — проорал один из них.
Его напарник пихнул его локтем в бок.
— Да здравствует истинный император! — исправился крикун.
— Смерть узурпатору Скандагупте! — присоединился к нему напарник.
* * *
Когда Скандагупта увидел, как в императорский приемный покой входит девочка, прокладывая себе путь сквозь толпу собравшихся придворных, то немедленно оборвал длинную цепь своих проклятий.
— Рани? — прошептал он.
Восьмилетняя девочка оставила позади придворных и остановилась у подножия трона.
Кровь отлила от его лица. Оно утратило выражение, как лицо той, что стояла перед ним. Глаза той, что стояла перед ним.
— Великая Госпожа Рани, — произнесла девочка.