Вдруг ее взгляд привлекло яркое пятно. Мгновение она рассматривала проходящую мимо девушку. Явно какую-то индианку. С тех пор как война перекинулась на полуостров Индостан, в котлах, подобных Чахбехару, перемешивались люди разных стран и народностей, словно зерно в мельничных жерновах. Анна встретила нескольких индийцев даже в Хараксе.
Но сейчас она просто позавидовала наряду женщины, который подходил к здешнему климату бесконечно лучше ее собственного. По ее семейным стандартам, он был, конечно, вызывающе нескромным. Но она не удержалась от того, чтобы не вообразить себя с голой талией вместо потной преющей груды одежд.
Илл захихикал:
— Да ты вся облезешь, девчонка. С твоей-то бледной кожей!
Анна давно уже не обижалась на такого рода подначки со стороны своих «слуг». Разумеется, и это привело бы ее семью в негодование. Но сама Анна черпала в них что-то вроде утешения. К своему удивлению, за время пути она стала чувствовать себя легко в компании Илла и его спутников.
— Плевать, — отозвалась она не без тайного удовольствия. — Я бы скоро привыкла. И вообще не возражаю потерять несколько лоскутьев кожи. Судя по тому, что я чувствую, она вообще скоро покроется язвами.
Теперь Илл скорчил кислую мину:
— Да что ты понимаешь, девчонка. Видела бы ты настоящие язвы...
Случайное дуновение ветра с севера тут же проиллюстрировало его мысль. Там находился большой госпитальный лагерь, который римская армия разбила на окраине города. От вони оттуда Анну чуть не вырвало.
Рвотные позывы пробудили в ней злость, с которой пришло и внезапное решение.
— Идем туда, — решилась она.
— Зачем? — удивился Илл.
Анна пожала плечами:
— Может быть, там есть кто-то из начальства. Там я хотя бы выясню, где все-таки находится телеграф.
Лицо Илла выразило недвусмысленное отвращение. Однако — несмотря на все допускаемые фамильярности — Анна за последние несколько недель ясно показала, что командует здесь она.
— Идем, — твердо повторила она. — Это наверняка единственное место в городе, где можно найти свободное место для жилья.
— Это точно, — вздохнул Илл. — Они там, наверное, мрут как мухи. — Он поколебался, прежде чем вступить в спор, но Анна приказала ему замолчать, не успел он вымолвить и трех слов.
— Я не сумасшедшая, тьфу на вас. Если там эпидемия, мы уйдем. Но я так не думаю. Не тот климат, не то время года. Ну то есть... если они следуют санитарным предписаниям.
Илл задумчиво нахмурился:
— Чего-чего? Каким еще предписаниям?
Анна фыркнула и зашагала на северо-запад.
— Да ты читаешь хоть что-нибудь, кроме этих проклятых «Донесений»?
Ей ответил Коттомен.
— Нет, и никто не читает, — заявил он обычным бодрым тоном. — По крайней мере, никто из солдат. У твоего мужа дар слова, вот так-то. Ты хоть раз пробовала читать официальные предписания?
Эти слова снова всколыхнули в ней злость. Но, проталкиваясь сквозь толпу, собравшуюся в военном госпитале, Анна все обдумывала их. И внезапно пришла к двум выводам.
Первое. Хоть она и читает запоем, но ни разу не читала никаких официальных предписаний. И уж точно армейских. Но подозревала в них точно такую же напыщенность, как и в занудных указах чиновников из Константинополя, тянущих слова, как пауки паутину.
Второе. У Калоподия действительно дар слова. В пути по Евфрату — а потом в пути из Харакса в Чахбехар — они всюду получали последние «Донесения» и новые главы «Истории Велизария и Войны с малва». Велизарий, как подметила Анна, оставлял за собой по ходу армии действующие типографии с той же неуклонностью, что и военные склады.
Ее сопровождающие просто проглядывали главы «Истории». Анна могла оценить все изящество стиля, но для Илла с Коттоменом все красоты слога и изысканные аллюзии пропадали зря, не говоря уже о неграмотном Абдуле. Зато они вдоль и поперек изучали каждое «Донесение», чаще всего в компании дюжины других солдат — один читал, а остальные слушали с восторженным вниманием.
Как обычно, очередное доказательство славы мужа заставило Анну вскипеть гневом. Но на этот раз гнев заставил ее задуматься. И хотя ее мысли только разожгли ее ярость, но эта ярость была более возвышенного рода. Не та, что змеей сворачивалась в желудке, а та, что просто наполняла ее решимостью.