Велизарий одарил кристалл мысленным подобием закатывания глаз: «Если я ничего не путаю, именно ты и начал эту войну».
Вздор! Я только указал на необходимые меры.
* * *
Вторым приказом, изданным сразу же за первым, полководец вызвал Агафия из Месопотамии.
— Нам он там больше не нужен, — объяснил он Маврикию.
— Да, верно. Хотя я содрогаюсь при мысли о том, какой хаос проклятые персы сотворят в наших поставках без понукающего их Агафия. Но...
Хилиарх легко погладил седеющую бороду.
— Здесь мы используем его лучше. Если ты ускачешь куда-нибудь в очередном безрассудном рывке, мне придется командовать фронтом. Кровавая лобовая атака, вот что это будет.
— Крови будет больше, чем ты когда-либо видел, — согласился Велизарий. — Или я видел — или видел еще кто-нибудь. Две величайшие из когда-либо собиравшихся армий в истории, столкнувшиеся друг с другом по фронту длиной не более двадцати миль. А малва будут идти в атаку. Можешь быть уверен, что Линк отдаст этот приказ перед отъездом. Чудовище в любом случае хочет запереть римскую армию на этом пятачке и не давать ей никакого выхода.
Мрачный смешок Маврикия был не лишен веселья. Впрочем, веселья было немного.
— Зато не нужны замысловатые маневры. Ничего, что требует извилистого ума Велизария. Нужен лишь простой, бесхитростный Маврикий из Фракии, подобный евангельскому сотнику. Говоришь одному: пойди, и идет. И другому: приди, и приходит.
Велизарий улыбнулся, но промолчал.
Маврикий снова заворчал, увидев улыбку:
— Что ж, я с этим справлюсь. И я согласен, что тут будет много дела для Агафия. Пока я буду командовать фронтом, он будет распоряжаться всем остальным.
* * *
Третий приказ полководец отдал Ашоту по его прибытии, несколько дней спустя.
А точнее, набор приказов. Каким из них последует Ашот, будет зависеть от... того и сего.
— Чудесно, — согласился Ашот после того, как Велизарий окончил речь. Приземистый армянин успел перемигнуться с Маврикием. Что примерно означало: за какие прегрешения над нами поставлен командующим этот безумный юнец?
Но ничего подобного не высказал. Даже перемигивание стало всего лишь привычкой, а не выстраданным жестом. К тому времени они с Маврикием были уже научены опытом.
— Я почти уверен, что Кунгас согласится, — продолжил Ашот. — Так что я обернусь за месяц.
Велизарий вскинул бровь:
— Так быстро?
— Тут есть возможности к такому же тесному сотрудничеству с персами, полководец, какое у меня и было. Я знаю по меньшей мере двух дехган, которые знакомы с местностью, по которой мне придется пройти в поисках Кунгаса. И они с охотой послужат мне проводниками.
— Отлично. Сколько тебе нужно человек?
— Не более тридцати. На выбранном пути мы не будем сталкиваться с малва. Тридцати будет достаточно, чтобы отпугнуть разбойничьи шайки. А большее число людей просто замедлит передвижение.
* * *
Ашот с небольшим отрядом выступил на следующее утро. А Велизарий вернулся к трудам осады.
— Ненавижу осады, — пожаловался он Калоподию. — Но, должен признаться, они не требуют долгих раздумий, когда все уже готово.
— Абсолютно с вами согласен, командующий, но если вы считаете, что ненавидите осады, то попробуйте составить их историческое описание. Тут могут помочь только грамматика и риторика.
* * *
Антонина вперила взгляд в послание. Она припоминала, испытывала ли когда-нибудь еще такие противоречивые чувства.
— Самое странное выражение, какое я когда-либо видел на твоем лице, — размышлял вслух Усанас. — Хотя оно слегка напоминает мне выражение, которое я однажды увидел на лице одного юного благородного грека из Александрии.
Помедлив, чтобы разобраться в себе, Антонина пробормотала:
— Откуда у тебя знакомства с благородными греками из Александрии?
Краешком глаза она заметила улыбку Усанаса, легкая безмятежность которой всегда так преображала его суровое лицо.
— Знаешь ли, у меня была насыщенная жизнь. Я не всегда был прикован к этому африканскому горному захолустью. В тот раз — ну, бывали такие случаи — этот юнец вообразил себя философом. Я доказал ему обратное.
Эзана, удобно расположившийся в ближайшем кресле в покоях Антонины, недовольно простонал. Он, разумеется, не протестовал против саркастических выпадов Усанаса по поводу Аксума. Отчасти потому, что уже привык к ним, — а отчасти потому, что единственным способом пережить насмешки Усанаса было не обращать на них внимания.
— И что же вызвало на его лице такое выражение? — сардонически поинтересовался он. — Я предположил бы, что один из твоих ошеломляющих логикой и находчивостью ответов — равных которым мир не слышал со времен Сократа — заставил его просто содрогнуться над своим невежеством.