— Так вот. В чем тут, собственно, дело. Ты, может быть, припоминаешь, что однажды, на берегах Тигра, я сказал тебе, что может прийти день, когда я напомню тебе о твоей присяге.
— Да, господин. — Глаза раджпута, казалось, еще потемнели. — Я присягал на мече — по обычаю всех раджпутов — императору малва.
— Разумеется. Так вот, я обнаружил...
Ему опять пришлось откашляться. Выбора нет. Будь проклят этот пройдоха-маратхи!
— Поразительные известия. Просто ужасающие. Нарсес раскрыл тайный заговор. Похоже на то, что... два поколения назад, поверишь ли...
Дамодара настоял на своем, жестоко отметая протесты евнуха, хотя это чрезвычайно усложняло труды по фальсификации. Он считал, что его родители могут не пережить того, что последует, невзирая на заверения Нарсеса. Что ж. Они уже в преклонном возрасте. Но вдобавок позорить их он не желал.
— ... бесчестные заговорщики возвели на трон другого ребенка вместо законного наследника. Так получилось, что это был мой дед. То есть мой дед был законным наследником. Это означает, что Скандагупта — мошенник и самозванец, а его ставленник Нанда Лал — негодяй и предатель. А еще это означает, что в действительности я — истинный император малва.
Теперь он страстно хотел придушить эту ухмыляющуюся маратхайскую обезьяну. Хоть и вынес все прочее, не моргнув глазом.
Увы. Единственный, кто был бы способен на такой подвиг, — Рана Шанга.
Который до сих пор пялился на него черными, как вечность, глазами.
Осторожно отведя взгляд от Рао и его проклятой ухмылки, Дамодара задал вопрос самым суровым тоном, на какой только был способен:
— Итак, князь Раджпутаны, верен ли ты своей присяге?
* * *
Для Раны Шанги все стало на свои места. Словно воображаемая луковица, брошенная его женой, ударила его по лбу и начисто развеяла все иллюзии.
Он отвел взгляд от Дамодары и посмотрел на Рао.
Рао всегда это знал, понял Шанга. И меня он знал точно так же.
Шанга вспомнил серебристую луну над поверженным Ранапуром, ночь, когда его сердце отвернулось от его долга. И наконец понял, что долг — это тоже иллюзия. Еще одна иллюзия, и более ничего.
Он вспомнил, как Велизарий держит в своей руке кристалл и спрашивает князя раджпутов, променял бы он свою некрасивую жену на красавицу. Ответ на этот вопрос был для Шанги очевиден сразу. Почему же, спросил он себя, я не понял, что тот же ответ можно приложить ко всему остальному?
Он вспоминал точные слова Велизария, описывающие кристалл в его руке. Как глупо было со стороны Шанги не понять их сразу!
Это тоже плод загрязнения. Чудовище. Разумное существо, созданное из болезни. Худшей болезни, которая когда-либо посещала мироздание. Но разве он не прекрасен? Словно бриллиант, созданный из гниющих отбросов.
Многие годы Шанга упорно хранил память о поединке с Рао. Он хранил эту память, видя, как честь и доблесть его юности погружается в бесконечную бездну мерзости и разложения.
Глядя сейчас на Рагуната Рао, который сейчас стоял перед ним почти обнаженным — голым и безоружным, — Шанга знал, что потерпел поражение. Но понимал также, что из этого поражения возникает победа, которую он так отчаянно искал столько лет.
Как глупо.
Как мог он быть настолько слеп, как он не видел истины? Не видел пути, на котором вопреки гнусности и злу династии малва возникла новая правда? А ведь Шанга мог засвидетельствовать каждый шаг на этом пути. Он был свидетелем тому, как низенький, располневший — по крайней мере, тогда — скромный дальний родственник императора показал Шанге и всем раджпутам, что от их священных обетов ни раньше, ни теперь не отворачивались боги Индии. Луковица, очищенная божественной волей, чтобы явить миру сокрытую внутри драгоценность.
Даже Нарсес это видел. И если евнух-римлянин выбирал подлог и обман, чтобы отбросить шелуху иллюзии, Шанга не нуждался в подобных искусственных ухищрениях.
Истина была тем, чем она есть. Великая земля Индии нуждалась в великом императоре. И теперь он появился, невзирая на замыслы чудовища из будущего. Нет, даже не в противоречии этим замыслам. Вовсе не имея такой цели и даже не осознавая дела рук своих, чудовище само создало истинного императора, потому что создало потребность в нем.
И хотя перебежчик-римлянин никогда этого не поймет, его фальсификация — это всего лишь подтверждение истины.
— Конечно, император, — ответил он.
* * *
Дамодара и раньше видел, как Шанга улыбается. Впрочем, не так часто, как улыбалось бы большинство обычных людей. Но все же видел. И даже ухмыляется. Иногда.