— Тут очень мило, — сказала она. — Не беспокойся.
Она повернулась и поглядела на Калоподия. Ее муж, прежде красивый юноша, стал теперь чудовищно безобразен. Она, конечно, ожидала увидеть пустые глазные орбиты. Но даже после всех тех увечий, на которые она нагляделась после своего отъезда из Константинополя, она ни разу не подумала о том, что минометный снаряд мог сделать со его лицом.
А это было глупо. Как будто шрапнель станет повиноваться поэтическим законам и пронзать глаза аккуратно, как богиня за вышиванием. Верхняя часть лица была вся изрыта шрамами. Нижняя часть осталась относительно нетронутой, за исключением отметины вдоль челюсти справа и сморщенного рубца на левой щеке.
С другой стороны, его губы и рот остались все такими же, какими она их смутно помнила. Симпатичный рот, решила она, рассмотрев его заново.
— Тут мило, — повторила она. — Не беспокойся.
В следующую секунду в бункер ввалились Илл и Абдул, таща ее багаж. То, что от него осталось. Пока они не ушли, Анна и Калоподий хранили молчание. Потом он выговорил очень мягко:
— Я не понимаю, почему ты решила приехать.
Анна попыталась вспомнить ответ. Это оказалось трудно. И в любом случае практически невозможно объяснить. Я хотела развода — это прозвучало бы... странно. Еще более странно, хотя ближе к истине, было бы: чтобы, по крайней мере, ткнуть тебя носом в то, во что ты превратил мою жизнь.
— Сейчас это не имеет значения. Я здесь. И останусь здесь.
В первый раз после их воссоединения ее муж улыбнулся. Анна осознала, что раньше никогда не видела, как он улыбается. За исключением, разве что, улыбки из вежливости.
Он наудачу протянул руку, и Анна потянулась к нему. Рука, поблуждав, погладила ее по боку.
— Господь всевышний, Анна! — поразился он. — Как ты можешь носить это — в здешнем климате? Ты же утонешь в поту.
Анна попыталась удержаться от смеха; потом, сообразив, где она находится, перестала сдерживаться. Даже в высочайших аристократических кругах Константинополя женщине разрешается смеяться в присутствии мужа.
Когда она отсмеялась — смех, возможно, был слегка истерический — Калоподий покачал головой:
— Первым делом надо раздобыть тебе сари. Я не допущу, чтобы моя жена скончалась при мне от теплового удара.
* * *
Калоподий немедленно начал претворять слова в действия. Несколько фраз адъютанту Луке — и скорее, чем Анна могла бы себе представить, в бункер набилась невероятная толпа пенджабцев из ближайшего селения.
Некоторые из них действительно пришли по делу, неся ей охапки одежды для примерки. Большинство же, как она поняла в конце концов, просто пришло на нее поглазеть.
Конечно, всех их прогнали из помещения, когда она собралась переодеваться, — за исключением двух туземных женщин, чья экспертная помощь потребовалась ей для того, чтобы постигнуть секреты обращения с иноземными нарядами. Но как только они заявили, что Анна одета как надо, в бункер снова ввалилась толпа почитателей.
Вернее, Анна тут же решила, что необходимо выйти из бункера всем вместе и прогулять новое платье снаружи, где все могут полюбоваться на ее наряд. Как ни странно, муж активно ее поддержал.
— Ты прекрасна, — заявил он ей, — и я хочу, чтобы все это знали.
Она чуть не спросила, как такое может утверждать слепой, но он предупредил ее недоумение легкой улыбкой:
— А ты думала, что я забыл?
* * *
Но позже вечером он сознался. Они лежали бок о бок, замерев, не раздеваясь, на тюфяке в углу бункера, на спальном месте Калоподия.
— Честно говоря, я не очень хорошо помню, как ты выглядишь.
Анна какое-то время обдумывала эту фразу. Затем отозвалась:
— Я и сама себя плохо помню.
— Хотел бы я видеть тебя, — прошептал он.
— Это не обязательно.
Она взяла его руку и положила на свой обнаженный живот. Ее кожа наслаждалась прохладой. Она сама, со своей стороны, наслаждалась этим прикосновением. И не находила это странным.
— Ощути меня.
* * *
Сначала прикосновение его руки было нежным. И таким и осталось, невзирая на последовавший взрыв страсти. Когда все закончилось, Анна снова покрылась потом. Но ей было все равно. Без тяжелых глухих одежд — в отсутствие любого покрытия, кроме рук Калоподия — пот скоро высох. И в этом тоже было большое удовольствие.
— Предупреждаю, — прошептала она ему на ухо. — Мы больше не в Константинополе. И вернемся туда нескоро, если вернемся вообще. Так что если я застану тебя с куртизанкой, то сварю тебя заживо.
— У меня и в мыслях никогда такого не было! — запротестовал он. И был убежден, что говорит чистую правду.