Сейчас проще было переключиться на злость. Отвлечься от гнетущего чувства беспомощности, напоминавшего о тех временах, когда отец с легкостью стирал ему память.
В детстве Дей не держал зла – понимал, что слышал слишком много, появляясь под дверью в неподходящий момент. Подростком сбегал из дома, долго смотрел на отражение в воде, пытаясь вспомнить события, стертые из памяти.
Повзрослев, научился ставить защиту от вмешательства отца. Чтобы тот больше никогда не изменил его воспоминаний, чтобы не оставаться в этом горячечном бреду, в этом сводящем с ума псевдоневедении.
И сейчас чувство несправедливости, задавленное еще в детстве, притупленное самоконтролем, вновь поднялось в душе Дейхада. Оно напоминало рану, исцеленную магией: без подпитки та могла открыться, став опаснее для жизни, чем была изначально, до вмешательства.
«Ненавижу не помнить».
Пока в груди загорался пожар, сплавленный из злости, решительности и тягучего страха неизвестности, на лице Дея лишь расцветала дежурная усмешка. Она не обещала ничего хорошего ни страже, ни оборотням…
<<<<<<<<<<<<<<<<<<<<<<>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
– Так-так-так, – протянул маг, распахивая дверь в комнату, которая сейчас больше походила на помещение трактира.
Доблестная стража Никты спала крепким сном. Кто-то лежал на столе, кто-то – прямо на изгаженном полу, а кто-то сидел, склонив голову набок и капая слюной на серую ткань форменной жилетки.
Взгляд скользнул дальше, вглубь комнаты. Из зеркала, висевшего на противоположной от двери стене, на Дея смотрел покалеченный мужчина, истекающий кровью. Волшебник на мгновение задержался, вглядываясь в отражение, которое оскалилось, показывая клыки, и сверкнуло красными глазами.
Дейхад Кхазэ шагнул вперед, и наваждение исчезло.
– Вы в порядке, господин Дейхад? – тронул его за плечо Кэр. – Выглядите бледным.
– Ты бы лучше о себе беспокоился, – опустив взгляд на юношу, маг заставил себя улыбнуться, – и о своих товарищах.
Подойдя к ближайшему из столов, выстроившихся у стены, Дей поднял одну из бутылок, лежавшую в луже алкоголя. В нос ударил резкий запах некачественного этода, к которому примешивался сладкий аромат какой-то дряни, восхваляемой оборотнями, но опасной для организма обычного человека.
– Их специально усыпили. Эти идиоты, видимо, взяли у оборотней этод в качестве откупа. Родину на алкоголь променяли, – прошипел Дейход, и резким движением смел оставшиеся бутылки на пол. – А головой за них, видимо, я должен был подумать.
Раздался звон битого стекла. Кэр, отраженный в зеркале, невольно вздрогнул.
– Господин... – парень коснулся волос Дейхада, закрывавших исчерченную ранами спину.
Волшебник резко обернулся. Губы его были сжаты, а во взгляде читалось что-то такое темное, что Кэрион отпрянул.
– Тысячу раз просил, – выдохнул мужчина, – не трогать волосы. Особенно в момент истощения.
– Простите, – запнулся Кэр. – Я хотел спросить про раны. Вам... не больно?
«Удачно перевел тему, ничего не скажешь».
– Не похоже на вопрос, который солдат задает командиру.
Дей фыркнул и отбросил пряди за спину, тем самым обрывая разговор, в котором поучаствовал бы с удовольствием, если бы тело не выворачивало наизнанку, если бы магия слушалась, если бы мог вспомнить, кем был тот человек в тронном зале, если бы яд не растекался внутри с каждым ударом сердца, если бы...
– Не похоже на ответ, который ждет беспокоящийся друг, – с улыбкой, похожей на ту, что обычно освещала лицо самого Дей, парировал Кэрион. – Я не хочу причинять вам боль. Я всего лишь хочу помочь.
– Ты мне поможешь, Кэр, если постоишь в стороне, пока я разбираюсь с этой пьянью, по какой-то нелепой случайности называющейся дворцовой стражей, – Дей скривился от боли, прошившей левое плечо.
Чувства возвращались, бились о тело, подобно волнам, напоминая о чем-то, что волшебник должен был забыть. Теперь настала пора прийти в себя, вынырнуть из омута забвения и оглядеться.
«Плечо сломано. Вся рука – кусок кровоточащего мяса. В животе дырка, умело прикрытая бинтами. Нейиса постаралась, чтобы до меня не сразу дошло, – замер, прислушиваясь к себе. – Со спиной тоже все плохо, по ощущениям – три глубоких ножевых. Угораздило же меня так напороться. Словно уронили на…»