Руки друга все еще были в порезах и крови. Ник провел пальцами от плеча до запястья, залечивая все раны, и душевные, и физические. Но было еще что-то. Червоточина, не пускавшая Дея обратно.
– Думаешь, я тебе поверю? – Персивальд поднял взгляд; в правой руке мага вновь материализовался нож. – Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Какое тебе дело до моей жизни? – заточенный металл замер у горла Николаса, но тот лишь улыбнулся.
– У меня есть друг, который все всегда доводит до конца. Но я не могу позволить ему умереть.
Ник взял запястье мага и резко сжал, заставляя отпустить оружие, который тут же перехватил второй рукой. Черная роза стала чуть меньше. Юноша чуть прищурился и, не переставая смотреть другу в глаза, прикоснулся острием ножа к рисунку на рубашке.
Вдох. Выдох. Ник зажмурился и подался вперед, пронзая грудь Дейхада куском металла, который и породил это проклятие. Черный сгусток поднялся вверх по ручке ножа, перетекая на запястье юноши.
– Так вот оно что, – нервно рассмеялся Ник, глядя на то, как осыпается окружающий его мир. – Нужно было убить в ответ, чтобы до тебя, наконец, дошло. Да, Дей? Ну ты и…
Нож выпал из рук. Николас взглянул на стоявшую напротив него фигуру, которая тоже растворялась вместе с проклятием, которое больше не держало эти прозрачные стены и обитавших в них призраков прошлого.
Резкая боль в левой руке. Подкосившиеся ноги, колени на битом стекле, вонзившемся в тонкую кожу. Взорвавшаяся сотней чужих мыслей голова и холодный женский голос, отчетливо прозвучавший в момент, Ник, казалось, услышал Дея, настоящего Дея среди какофонии звуков.
«Ты не такой, каким он хочет тебя видеть. Но лучше, чем я думала. Моему оружию точно понравишься, – слова удавкой сдавили Нику горло, не давая сделать вдох. – Считай, ты не умрешь сегодня лишь потому, что я хочу увидеть твое долгое падение во мрак».
Он наконец-то смог дышать.
«Сосредоточься. С голосами в голове потом разберешься. Нельзя оставаться в разрушающемся проклятии».
Алая нить вновь обвила запястье, заставляя Ника подняться с колен. Все тело болело, но останавливаться было нельзя. Только не сейчас.
Юноша миновал разноцветные стекляшки воспоминаний, не замечая их. Глаза застилал туман, от которого он никак не мог избавиться. Голова гудела. Хотелось лечь и умереть здесь же, но нужно было вернуться домой. Убедиться, что Дей остался жив. Поверить, что все получилось.
Ник заполз по ступенькам из глубины воспоминаний, оставив на их границе красную нить, свернувшуюся клубком на пороге двери сознания его друга.
Юноша выпал в реальность. Рукава его кофты покраснели от крови, стекавшей с запястий на ковер. На животе разрасталось темное пятно, а на шее алел порез.
Ник, будучи на грани радости и истерики, улыбался. Потому что ощущал, как в унисон его собственному сердцу бьется сердце Дейхада Кхазэ.
Глава 18. Нет ничего, кроме любви
Каждый вдох болью отдавался в ребрах. Во сне Ник начинал задыхаться, и очередное пробуждение было похоже на глоток воздуха после затяжного заплыва. Его накрывало волной.
Каждый раз, просыпаясь, он мечтал увидеть Дея живым. Не безвольной куклой, поддерживаемой магией, а волшебником, который в очередной раз выбрался из безвыходной ситуации и остался собой.
Трудно было поверить, что это действительно может произойти. Прошла неделя. Нея не вставала с постели. Рин укрывал ее одеялом и приносил еду, но девушка почти не притрагивалась к пище. Одеяло сползало на пол, пока Нея сознательно загоняла себя в кошмар. Отвернувшись от всего мира, она тоже сломалась.
Николас не находил себе места. На него в одночасье свалилось все, что брал на себя Дейхад: защита королевства, забота о друзьях, готовка и уборка в доме, ответы на письма из окрестных деревень и дворца…
После одного из таких писем Ник словно с цепи сорвался. Очередное тихое утро нарушил крик:
– Сшаттэс, пусть катится к Афштенковой бездне со своими важными делами!
Нея вздрогнула, чтобы затем еще больше сжаться под одеялом от пробиравшего до костей могильного холода, наполнявшего комнату до краев. Ник, казалось, этого не заметил. Он вообще мало что замечал после возвращения из сознания друга. Только с каждым днем становился мрачнее, все чаще срывался на Рина и спорил с Теей, которая называла его эгоистом.