Нал вновь свернул направо. В глаза ударил яркий свет десятков факелов, и девушка увидела перед собой очередную большую залу, заваленную подушками и обставленную так, что она походила на комнату в доме больше, чем на пещеру.
В правом углу располагались книжные полки, под которыми крепились к стене уже знакомые кольца. К одному из таких был прикован мальчик… нет, юноша, сидевший на подушках и увлеченно читавший какой-то свиток. Казалось, ошейник, от которого тянулись звенья цепи, обвивавшей кольцо, для него не существовал.
Когда Нал ступил на порог комнаты, его пленник поднял взгляд от пожелтевших страниц, с сочувствием глядя на новую игрушку своего хозяина.
Глаза у мальчишки были голубее озерной глади и холоднее льда. И шрам, поднимавшийся от плеча к щеке, был до боли знакомым. Лита помнила, как ладонь покрылась льдом, стоило ей коснуться кожи…
– Сиро? – имя слетело с губ прежде, чем девушка успела подумать, что внешностью мальчик был совсем не похож на ученика Заклинателя; только глаза, спокойствие в которых разбилось узнаванием, напоминали о нем.
– Здравствуй, Зачарованная, – ухмыльнулся юноша, откладывая свиток. – Я ждал твоего появления.
Глава 3. Если бы...
– Ты уверен, что справишься один? – Николас с сомнением смотрел на дверь кабинета.
Во дворце было прохладно, поэтому они, не снимая плащей, поднялись на последний этаж северного крыла. Ник чувствовал, что холод был не единственной причиной их с другом неподобающего внешнего вида, но решил лишний раз не донимать Дея вопросами.
Николас поражался его выдержке. Терпеть боль от восстановления внутренних органов, переносить ее на ногах… Безрассудно опасно. Рискованно. И так похоже на него, что Ник не посмел отговорить его.
– Ты что, боишься моего отца? – волшебник поправил меховой ворот плаща и прикрыл сломанную руку тканью.
Ник нервно улыбнулся, закусив губу:
– Знаешь, в последний раз, когда мы виделись, я воздушным потоком бросил его в стену...
– Ты сделал что? – Дей повернулся к другу, в глазах сверкнуло восхищение, которое он постарался загасить, сделав серьезное лицо, но не сдержался и рассмеялся: – Как я мог такое пропустить... Отец наверняка в ярости, – с тревогой добавил он. – Тебе точно лучше остаться, сэнлэ.
Мужчина, вздохнув, открыл дверь, ступая в полумрак отцовского кабинета.
– Здравствуй.
Дей кивнул, хотя отец не мог его видеть. Денакор стоял у окна, глядя на притихший город.
– Удосужился подняться с постели? – раздраженно спросил придворный маг, не оборачиваясь. – Твой ученик приходил ко мне недавно, взывая к чувству сострадания. Такой жалкой картины...
– Замолчи, – глухо оборвал отца Дейхад. – Он волновался не зря. Я действительно мог не очнуться. Как думаешь, ты хоть тогда удосужился бы выйти из своего кабинета?
Вопрос повис в воздухе. Денакор не ответил, но сын почувствовал злость, которая всколыхнула воздух и потянулась к нему. На мгновение дышать стало труднее.
– Оборотни ушли? – вздохнув, Дей устало посмотрел на отца, сводя на нет концентрацию и освобождаясь от его злости. – Ты всех смог вычислить?
– В отличие от тебя, я всегда завершаю свои дела, – Денакор достал из кармана кольцо. – Ты даже из смерти устроил балаган.
Кхазэ-старший обернулся, кидая кольцо, но Дей даже не попытался поймать артефакт, оставшись стоять. Будь у него целы обе руки...
Кольцо, звякнув, ударилось об пол у ног волшебника и покатилось куда-то вправо.
– Скажи еще, что я растерял реакцию, – улыбнулся Дей.
Он присел на корточки, ладонью преграждая путь артефакту, чтобы затем бережно поднять его и положить в карман брюк.
– Ты бесполезный, – мрачно изрек Денакор, выходя из-за стола и приближаясь к сыну. – Чем ты в таком состоянии можешь помочь стране, кроме как подохнуть в луже собственной крови? – Кхазэ-старший расстегнул застежку его плаща и скинул на пол, с холодным интересом глядя на перевязанную руку. – Первая же атака тебя доломает.
– Для того чтобы быть полезным стране, не нужны ни магия, ни целые руки. И я не оружие, которое можно сломать.
Твердость в голосе покрывала то, что ни одно заклинание сейчас не могло подчиниться Дею. Осознание этого старательно отодвигал на границу сознания, надеясь, что отец не начнет спрашивать, на что он растратил все волшебство.