– И все Истинные маги могут изменить внешность? – поразилась девушка, разглядывая свое лицо напротив, будто в зеркале.
– В той или иной степени. Зависит от того, хорошо ли волшебник практиковался. Некоторые могут изменить цвет глаз или волос, другие же вовсе нестабильны. У таких Истин нет постоянного облика, и они сами не знают, как выглядят на самом деле.
– А ты…
Сиро снова стал голубоглазым брюнетом.
– Я практиковался достаточно, чтобы не потерять себя среди чужих лиц, – скривил губы в усмешке.
– Это действительно твое настоящее лицо? – Лита вглядывалась в еле заметно пятно на шее юного волшебника. – Мне кажется, ты не снимаешь чары до конца.
– Я не обязан открываться перед тобой полностью, Лаилен, – холодная улыбка, получившаяся слегка вымученной.
Девушка оглянулась на друзей. Ветер перевернул страницы книги, а Ник слегка пошевелился, но Лите, могло это все лишь почудиться…
Обернувшись к Сиро, она увидела шрам, обезобразивший до этого безупречное, красивое лицо. Небольшие кровоточащие порезы тянулись через правую щеку к подбородку, а на левой щеке, начиная от глаза, алел шрам, похожий на лепестки огненного цветка; он спускался дальше по шее, и доходил почти до ключицы, скрываясь под тканью серой майки и черной куртки, которую юноша раздраженно запахнул.
– Что-то не так, Лаилен?
Лита машинально протянула руку, и подушечки пальцев едва-едва успели коснуться щеки юноши, как их пронзило холодом и болью.
Девушка отшатнулась, поднося к груди заледеневшую ладонь. В глазах Литы мелькнул страх, когда она вновь посмотрела на Сиро.
– Не следует этого делать. Я и так позволяю достаточно, Лаилен. Не переходи границы, за которыми может ждать тьма. Это опасно, – юноша резко провел рукой по своему лицу, и все шрамы исчезли; выдохнув, Сиро сочувственно улыбнулся, протягивая руку: – Дай ладонь. В этот раз не будет холодно. Обещаю.
Его кроткий, убаюкивающий голос подействовал мгновенно. Лита, словно во сне, протянула руку, хотя всего минуту назад до дрожи испугалась этого человека. Сиро хватило одного прикосновения, чтобы обратить лед в воду. Вторым жестом он согрел руку девушки.
Отстранился.
– Никогда не пытайся воздействовать на меня. Ничего не получится, но будет неприятно. Я не всегда в силах себя контролировать, Лаилен, – в голосе юноши промелькнула сталь, взгляд стал колючим.
Сиро снова закрылся, но, пересилив себя, все же смягчился. Встал, потянул девушку за руку и, отпустив, пошел вдоль реки. Оглянулся через плечо:
– Остается мало времени. Пойдем, покажу тебе кое-что.
Лита, ведомая любопытством, пошла за Сиро. Дойдя до места, где река разделялась на два рукава, он свернул в сторону леса. Девушка будто бы всерьез ощутила, как утекает время. В воздухе чувствовалось напряжение.
– Смотри, Зачарованная.
Лита посмотрела и ахнула от удивления. Перед ней была поляна, усеянная голубыми цветами.
Сев на колени, девушка уже потянулась, чтобы переломить стебелек, но Сиро остановил ее. Не льдом, но прикосновением.
– Об этом я и хотел поговорить, – сказал юноша, мягко проводя рукой по цветам, словно гладя по голове, как домашнее животное.
– О жизни? – улыбнулась Лита.
– Умница, – покровительственная усмешка. – Ты росла в мире, где от твоих действий чаша весов не приходила в движение. Сны были полностью в твоей власти, и я понимаю, почему сейчас ты ведешь себя иначе. Тебя ведь не пугает смерть? Я знаю: ты боишься боли. Но ведь смерть это ее отсутствие.
– Я не боюсь смерти, – тряхнула золотыми хвостиками Лита. – Каждому отмерен срок.
– С языка сняла, – хмыкнул Сиро, поднимая девушку с колен. – Смотри: все эти цветы достойны жизни. Нельзя просто так прервать чье-то существование из своей прихоти, если этот кто-то не причинил никому вреда. Однако…
Сиро наклонился, наблюдая за цветами. Среди них выделялся один маленький, красный бутон, не раскрывшийся навстречу солнцу.
– Этот цветок красный не по своей природе. Он алеет от крови, когда она проливается на этой земле. Другие пытаются его скрыть, но возмездие… – юноша коснулся бутона пальцами, и тот склонился к земле под тяжестью своей ледяной тюрьмы, – возмездие всегда найдет того, кто запятнан смертью невинных. Я живу, нося с собой это знание. И любой человек, который убивает из прихоти, вызывает у меня отвращение.