Крик застрял в горле. Оружие выпало из дрожащих пальцев.
Дей не видел Истинной, которая согнулась пополам, то ли пытаясь остановить кровотечение, то ли действительно испытывая такую же невыносимую боль.
Перед глазами плясали красные круги. Это была не злость... Отчаяние, заглушенное чувством долга, давало о себе знать. И в нем, в этом беспросветном мраке, зародилась вспышка.
На ладони впервые в жизни появился едва-едва заметный знак: песочные часы, – и тут же погас. Губы зашептали слова, рождающие заклинание.
Чары шли от сердца, которое не хотело остановиться вновь. Нужно было вернуться отсюда живым, чтобы защитить других людей. Дей не мог позволить себе проиграть. Не мог позволить Марите переступить через очередные трупы на пути к цели.
Бело-зеленая магия окутала руку волшебника. Время встало, и Истинная замерла вместе с ним.
«Голова кружится…», – подумал Дейхад, пытаясь пошевелиться, но терпя неудачу раз за разом.
– Так-так-так, это уже интереснее, – Марита, только что недвижимая, приблизилась, все еще зажимая рану рукой. – Я думала, тебе совсем не досталось способностей. Приятно осознавать, что наш союз все же принес плоды. Жаль только, твоей жизни суждено оборваться здесь, в стенах родного замка, – притворно вздохнула она, вновь склоняясь над магом.
– Ваш союз? – медленно повторил Дей, пытаясь запустить время, остановленное не им.
– Денакор разве не сказал? – удивилась Марита, и ее улыбка стала шире; королева оборотней, растягивая слова, нараспев произнесла: – Ты мой сын, Персивальд Кхазэ.
– Ха, верится с трудом, – он нервно засмеялся; в душе горел огонек воспоминания, связанного с родителями: – Моя мать умерла много лет назад.
<<<<<<<<<<<<<<<<<<<<<<>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Меня клонит в сон. Сажусь на кровати и спускаю ноги на пол. В доме непривычно холодно. Наверное, мама тоже только встала, и еще не успела разжечь огонь.
В коридоре царит полумрак, но мне не страшно. Папа говорит, что волшебник не должен ничего бояться. Я верю ему, поэтому не опасаюсь ни холода, ни темноты, ни боли. Только глубокую воду не люблю: она совмещает в себе все это, потому с ней сложно примириться.
На кухне пусто. Мамин запах, всегда примешивающийся к аромату моего любимого ягодного чая с мятой, все еще витает в воздухе, но ее нигде не видно. В камине разбросаны остывшие угли. На полу валяется разбитая посуда.
– Оноэ? – непроизвольно перехожу на танейский – мама любит его больше общего языка. – Оноэ! – продолжаю бродить по дому, заглядывая в спальни и гостевые, в библиотеку, погреб и кладовки.
Зову ее, зову, пока не пересыхает в горле. Затем щелкает в голове мысль: что, если она у папы в комнате заснула, поэтому не слышит?
Отец, конечно, не разрешает заходить к нему, но мне ведь сейчас очень-очень нужно! Живот урчит, мерзнут босые ноги, и только мама может помочь. А для этого ее нужно найти.
Тихо стучу в дверь, на которой ножом вырезаны пока неизвестные мне символы: отец говорит, они защищают от Темных. Я Светлый, поэтому мне ничего не угрожает.
Нет ответа. Может, папа тоже спит? Нажимаю на ручку и толкаю дверь, за которой мир намного темнее, чем у меня за спиной.
– Пап?.. – и тут же замолкаю, увидев отца, стоящего лицом к распахнутому окну.
Комната выстужена и залита светом Ниреу, выжигающим все во время Ондана.
– Пап, а где мама? – осмелев, подхожу ближе.
Касаюсь его руки… Она холоднее льда.
– Папа! – дергаю за рукав, привлекая внимание.
– Это ты, Дей? – наконец, отец оборачивается.
Его лицо выжжено светом. Папа словно несколько часов простоял под лучами Ниреу, забыв, что колдовская звезда отнимает силы.
– Мамы нет, – голос отца, великого волшебника Денакора Кхазэ, дрожит.
– Я вижу, – медленно киваю, пытаясь понять, как вести себя, чтобы не разозлить взрослого. – Ты не знаешь, куда она делась?
Я впервые вижу отца таким. Не знаю, что с ним и почему в доме повисла тишина. Мне страшно в этой неизвестности.
– Она… Дей! – папа порывисто обнимает меня и опускается на пол; поднимает покрасневшие глаза и тут же отводит их, словно испугавшись чего-то. – Мама умерла.