— Только за коноплю, клянусь. Первым в университете я стал заслуженно.
— Вы все еще торгуете?
Фуллертон скривился:
— Это зависит, сэр...
— От чего?
— От вашего понимания торговли.
— Продажа ради выгоды.
Фуллертон снова поморщился:
— Продаю друзьям, и было бы глупо терять на этом, не так ли? Надеюсь, вы не думаете, что я стану торговать себе в ущерб?
— Таким образом, вы дилер, — сказал Лэтэм.
На лбу Фуллертона выступил пот, но он не стал вытирать его, чтобы не обнаружить свое волнение.
— И что из этого, сэр? — спросил он. — Полагаю, теперь меня не примут в полицию? Учитывая все...
В первый раз в улыбке Лэтэма мелькнула теплота.
— Пожалуй, Фуллертон, вы будете удивлены.
— Вы не задумывались над тем, что вам, человеку с черной кожей, будет трудно поступить в СП? — спросил помощник комиссара Лэтэм.
Сначала Клифф Уоррен решил, что ослышался, и застыл с мрачным выражением на лице.
Лэтэм скрестил на груди руки и, откинув голову, сверху вниз посмотрел на Уоррена:
— Что-то не так, Уоррен? Язык прикусили?
До Уоррена все еще не доходил смысл вопроса старшего офицера.
— Я не уверен, что понял вас, сэр.
— А вопрос, Уоррен, такой: как вам кажется, то обстоятельство, что вы черный, — хороший повод не принять вас? Ведь в СП не любят черных. Вы не расслышали? Мы расисты. Мы не любим негров.
Уоррен нахмурился. Отвел глаза от пронзительного взгляда Лэтэма и посмотрел в окно на башню. Ему показалось, что он видит дурной сон, но в любой момент может проснуться у себя дома и найти в шкафу новенькую форму. То, что происходило в данную минуту, не имело никакого смысла. Приезд на Собачий остров. Лифт с секретным кодом. Офис, пустой, не считая стола, двух стульев и старшего офицера полиции, в котором Уоррен узнал завсегдатая телевизионных программ. Офицер говорил как расист, который мог лишить Уоррена работы, если таковая вообще ему когда-нибудь светила.
— Я не придерживаюсь вашей точки зрения, сэр, — выдавил Уоррен.
— Собственная точка зрения — не слишком ли это для вас? Вам больше подходят фотографии обезьян на шкафчике, бананы на заднем сиденье патрульной машины, звонки по телефону от мистера Ку-клукс-клан.
— Я думал, СП хочет расширить набор, — сказал Уоррен. Лэтэм поднял бровь:
— А теперь? Вы не горите желанием изменить мир?
— Мне хотелось работать, сэр.
Лэтэм сложил руки под подбородком, как ребенок, шепчущий молитву, и немигающим взглядом уставился на Уоррена.
— Вас не разозлили мои слова? — наконец произнес он.
— Я слышал и похуже, сэр.
— И вы всегда так спокойно реагируете?
— Почему вы решили, что я спокоен, сэр?
Лэтэм медленно кивнул, соглашаясь с Уорреном.
— Это проверка, не так ли, сэр?
— В каком-то смысле, Уоррен.
Уоррен холодно улыбнулся:
— Тест нечестный. Вы возглавляете полицию, офицером которой я надеюсь стать. Поэтому я вынужден контролировать себя. Разве я не прав?
— Думаю, нет.
— Видите ли, если бы вы не были помощником комиссара и сказали мне все это на улице, моя реакция могла быть менее... сдержанной. — Уоррен подался вперед, не сводя глаз с Лэтэма. — В самом деле, — прошептал он, — я бы пнул вас по вашей белоснежной заднице. — Уоррен усмехнулся, продемонстрировав идеально белые зубы. — Надеюсь, без обид?
Лэтэм снова улыбнулся. На сей раз в глазах мелькнул огонек удовлетворения. И Уоррен понял, что сдал тест. Может, не совсем так, как надо, но сдал.
— Забудем, — произнес помощник комиссара. — Расскажите мне о ваших преступлениях.
— Маленьких проступках, — уточнил Уоррен. — Угон машины в четырнадцать лет. Неосторожное вождение. Нахождение за рулем в нетрезвом виде, без прав. Жалкие проступки.
Криминальное прошлое Уоррена уже обсуждалось во всех подробностях при собеседовании.
— И больше нет ничего такого, о чем мы должны знать, что может повлиять на наше решение принять вас в полицию?
— Допросы и тесты были очень скрупулезными, сэр, — ответил Уоррен.
— Вы не упоминали о вашем гомосексуализме? — спросил Лэтэм.
— Меня не спрашивали, — парировал Уоррен.
— Полагаете, это не важно?
— Уверен, так думали те, кто допрашивал меня.
— Нам неизвестно о ваших домашних привычках, образе жизни.
— Я живу один.
— Но у вас бывают случайные сексуальные партнеры, не так ли?
Уоррен сжал губы. Может, Лэтэм продолжает проверку? Но зачем? Проще было бы сообщить, что СП в услугах Уоррена не нуждается. И сделать это должен офицер не такого ранга, как Лэтэм.
— Вряд ли моя сексуальная жизнь нуждается в обсуждении, сэр, — пробормотал Уоррен. — При всем к вам уважении.
— А если ее рассматривать как повод для шантажа? — спросил Лэтэм.
— Гомосексуализм не преследуется законом, сэр.
— Я знаю об этом, Уоррен, но любые отклонения от нормы делают офицера уязвимым.
— Опять-таки, сэр, не думаю, что сейчас гомосексуализм рассматривается как отклонение. В наши дни это вопрос выбора стиля жизни.
Лэтэм медленно кивнул.
— Значит, вы не стыдитесь?
— Я не стыжусь того, что черный, что гей. Меня не спрашивали об этом, сэр, потому и не говорил. Я не лгал.
— А ваши преступления? Что вы думаете о них?
— Вы хотите знать, испытываю ли я чувство стыда за то, что совершил их?
Лэтэм никак не отреагировал на вопрос, видимо, посчитав его риторическим, и продолжал всматриваться в Уоррена.
Уоррен пожал плечами:
— Конечно, мне стыдно. Я был глупым, недисциплинированным, диким, просто злым подростком, ищущим неприятностей и не понимающим, что этим можно разрушить свою жизнь. Мне повезло — я не скатился вниз. Если бы не одна девушка — социальный работник, которой действительно была небезразлична ее работа, возможно, я бы как раз сейчас валялся у стойки бара, а не сидел здесь в вашем офисе. — Уоррен оглядел пустое помещение. — В этой комнате, — поправился он. — Думаю, свои дела вы ведете не здесь. Зачем все это, сэр? Мои преступления — открытая книга, и я не понимаю, каким образом мои сексуальные пристрастия могут помешать мне поступить в СП.
Лэтэм молча постучал наманикюренными пальцами по столу. Окно с двойными стеклами не пропускало снаружи никаких звуков. Было так тихо, что Уоррен слышал свое дыхание, медленное и ровное.
— Как вы думаете, Уоррен, какого сорта преступления вы совершили? — наконец произнес Лэтэм.
— Опять? Очень плохо одно: если бы я был более способным, меня бы не задерживали так часто.
— А сейчас?
Уоррен от удивления поднял бровь.
— Сейчас? — переспросил он.
— Представьте себе ситуацию: социальному работнику не удалось наставить вас на путь истинный, и вы продолжаете катиться по той же дорожке, на которую ступили вначале. Воровство. Мелкие преступления. Куда бы это вас привело?
— Трудно сказать, сэр.
— Попытайтесь.
Уоррен пожал плечами:
— Думаю, к торговле наркотиками. Это самое страшное преступление в наши дни. Все — от угона машин до оружия и проституции — замешано на наркотиках.
— И какого рода наркодилером вы могли бы стать?
Уоррен нахмурился. Об этом он никогда не думал.
— Возможно, одним из лучших.
— Потому что?..
— Потому что теперь я не такой глупый. Потому что образован лучше, чем любой преступник. Знаю законы и полицейские процедуры, чего не знает большинство. И если уж быть совершенно честным, считаю, что, черт побери, намного умнее многих офицеров полиции, которых встречал.
— Не думаю, что вы были так откровенны на собеседованиях, — заметил Лэтэм.
— Мне кажется, мы вышли за пределы обычных собеседований, сэр. И ваши вопросы не требуют от меня соблюдения корректности. Я не попаду в Хендон?
— Не сегодня, — ответил Лэтэм. — Но это не значит, что вы не станете офицером полиции, Уоррен, обещаю вам это. Вы набрали высокий балл во всех проверках, вы то, что нам нужно. — Лэтэм потрогал правое ухо, потом почесал лоб. — Вопрос в том, на что вы пойдете, чтобы служить нам?